Книга Дитя минувшего, страница 67 – Кристина Веда

– Нет… – я упала на колени, ловя пепел дрожащими пальцами. – Нет. Она же… хотела сказать…

– Она мучила тебя, – тихо произнёс Марк, но я перебила его:

– Нет! Она знала что-то важное!

Касим опустился мне на плечо, когтями зацепившись за ткань, и сказал серьёзно:

– Соберись, Миша. Она играла с тобой. Не давай ей властвовать даже после смерти.

Но я смотрела на холодный кафель, туда, где еще секунду назад сидела Навья тварь. Последняя, кто видела моего дедушку. Мою последнюю ниточку.

И она только что оборвалась.

Я повернулась к Марку. Но он стоял растерянный и напуганный. Словно переживал за то, что сотворил еще больше, чем я.

Словно он убил не Кикимору.

А нас двоих.

Часы уже пробили двенадцать. Огромные, вырезанные из дерева, и с традиционной кукушкой на своем законом пьедестале в центре циферблата, они стояли в коридоре гостиницы и, оказывается, были не только для красоты. С громкой трелью те сообщали, что пора на обед.

Меня переполняли чувства. Я так и не смогла распутать этот комок. Его конец ускользал, пока я тянула с упорством. Хваталась в надежде за ниточку, но это оказывался очередной узел, который вновь нужно было распутывать. Касим не смог вывести меня на разговор, а Марк и вовсе молча вышел из номера с выражением глубокой задумчивости.

Только Витя, точно родственная душа, теплая и согревающая, остался рядом и позволил спрятать лицо в его плече.

– Спусти её потом на обед, – с недовольством обратился Касим к Вихрю, ведь я отказывалась отвечать. – Мы пока проверим обстановку и новости о Мише. Вдруг кто-то из смертных уже пронюхал, что в номере живет сбежавшая ученица и убивица нечести.

Я не плакала, нет, но мне было легче, когда кто-то гладил меня по волосам и шептал что-то радостное и вдохновляющее. Как дедушка.

Стоило закрыть глаза, и он снова оживал в сознании. Наша комната, залитая солнечным светом, согретая жаром печи. Частицы пыли, витающие вокруг. Его дыхание и крепкие объятия. А я прижималась к дедушке, пряча лицо в рукаве старой рубашки и тихо сопела.

Ждала, что старческая, покрытая грубыми мозолями, рука вновь по-отечески проведет по моим волосам, распутывая белые кудри. Но меня гладила легкая и почти невесомая. Уверенная. У дедушки же дрожащая от груза прожитых лет. Родная.

– Миша, – позвал тихо Витя, – расскажи, почему ты так хочешь спасти своего дедушку.

– Это моя семья, – просто ответила я, но в ответ повисла тишина. Пришлось отпрянуть от Вихря и посмотреть в его большие и по-детски растерянные глаза. – У тебя ведь была семья?

Витя кивнул, а затем задумался и отрицательно качнул головой. Сам замер и взгляд его устремился в стену. Словно вылавливая рыбу за самый кончик хвоста, скользкий и одновременно острый, Витя сосредоточился.

– Я не знаю.

– Разве ты ничего не помнишь о своей жизни?

– Помню, – смутился он, затем склонился ближе и поведал, словно тайну, – но при этом не помню.

– Как так?

Мы расселись на две стороны дивана и посмотрели друг другу в глаза. Витя, все также в широкой футболке и старых штанах, поджал к себе ноги и обнял подушку:

– Когда я очнулся, то был один и очень напуган. Сначала я бродил по степям буйным ветром, подавался то в одну станицу, то в другую, но везде оказывался нежеланным гостем. Люди убегали. Они боялись меня, а может моей разрушительной силы. Но я не хотел никому навредить! – искренне воскликнул Вихрь и для убедительности закачал головой. Где-то над нашими головами перекосилась картина, словно поддавшись порыву ветра. – Во мне было столько голода, что я не мог остановиться.