Книга Принцесса крови, страница 202 – Сара Хоули

Ровена заметила меня и толкнула Торина. Все трое обернулись, и я вежливо кивнула, надеясь, что на лице не отразилось ничего лишнего.

Я поискала Гектора — и вместо него увидела Ориану, к несчастью, движущуюся ко мне. На её каштановом платье золотыми нитями вились виноградные плети, маска — металлически-зелёная. Спокойная, безупречная — как всегда, но рядом со мной она показалась иной: как будто натянутой до тонкости.

— Посмотри, какие они жадные, — сказала она. — Обжоры, которым наплевать, что голод уже на пороге.

Смех и болтовня действительно звучали слишком громко, танцы — слишком лихо. Фейри жадно лили в себя алкоголь и отрывали зубами жирные утиные ножки, точно изголодавшись. В ночи чувствовалась хищная нотка: Аккорд подходил к концу, и фейри вонзали зубы в любое удовольствие.

Я глянула на Ориану с отвращением:

— Пришла злорадствовать?

— Из-за катакомб? Я выше этого.

Я рассмеялась.

— Нет, не выше. Ты не лучше всего этого. — Я кивнула на пляшущих. — И кто ты такая, чтобы судить, как им веселиться? От тебя всё равно ничего не зависит.

Она метнула в меня ледяной взгляд:

— Думаешь, мне безразличен Мистей?

— Не имеет значения, безразличен он тебе или нет. Проводишь ты время всё равно одинаково: за стеной терний, уверяя себя, что это мудрость.

— Мудрость — это смотреть вдаль, а не тонуть в сиюминутных страстях. Может, проживёшь достаточно долго, чтобы понять эту истину.

Как же ей нравилось читать мне проповеди с пьедестала.

— Эта твоя «мудрость» лишила тебя всех, кого ты называла любимыми.

Она покачала головой:

— Мои сыновья были бы живы, последуй они моему примеру.

Она вообще не подумала о Ларе. Или не захотела признать, что могла бы принять другие решения и спасти её. Лара расцветала в Доме Крови, потому что я ставила её выше жестоких придворных традиций. Благодаря моему влиянию она оставалась частью мира, к которому так рвалась, — и моё влияние ничтожно в сравнении с властью Орианы.

В голове роились способы ранить её — я выбрала тот, что, казалось, резанёт глубже.

— Будь Селвин и Лео живы, они бы тобой тяготились.

Ориана дёрнулась.

— Не смей говорить о них, будто знала их.

— Я знаю, они умерли за свои идеалы.

— Они всё равно умерли. — Слово сорвалось у неё с гортанным разрывом; Ориана прижала пальцы к губам, будто испугавшись собственной вспышки.

С меня хватит. Это чувство пришло резко, словно опустился клинок. Из всех, на кого мне стоило тратить время сегодня, наши разговоры были самыми бессмысленными. Как договариваться с той, кто не честна даже с собой? Ей никогда не стать ни матерью, какую заслуживает Лара, ни принцессой, какую заслуживает Мистей.

— Удачи жить с этим, — сказала я и ушла.

Я ещё несколько секунд усмиряла злость. Кайдо лёгким укусом впился в запястье, и я использовала лёгкую боль — и то удовольствие, что кинжал всасывал вместе со вкусом, — чтобы заземлиться.

Мы можем её уничтожить, — прошептал он.

Она не стоит усилий.

Голодно, — пожаловался.

Ты уже ужинал.

Хочу ещё. Кайдо швырнул в сознание картинку: мёртвые тела вокруг столов, кровь, размазанная по танцполу. Ты тоже могла бы пить, — мечтательно шепнул он. — Вкусить месть — и пролить больше.

Мысль была мерзкой, и я в который раз вспомнила: да, мы связаны, но кинжал — не человек. Овеществлённая магия, жажда, ставшая плотью. У него скромный набор «правил», и, если я не держу строгости — нас обоих утащит туда, куда мне идти нельзя.