Книга Дикие сердца, страница 55 – Джей Ти Джессинжер

—Он в порядке как никогда. Собирает войска, строит планы. Ты знаешь. Дела босса.

Я надеюсь, что обязанности босса включают постоянное ношение бронежилета и пуленепробиваемого шлема, но я не говорю этого вслух.

Киран уходит. Я ем еду, которую он мне принес. Я расхаживаю. Я борюсь с мыслью рассказать ему и Пауку, что Малек вломился в дом, но не могу решить, узнает ли этот ублюдок-убийца, если я проболтаюсь.

Что, если он установил жучки в моей комнате?

Или во всем этом конспиративном доме, если уж на то пошло? Что, если он установил скрытые камеры? Что, если он может телепатически перемещаться и подслушивать все, что здесь происходит?

Я не могу сбрасывать со счетов такую возможность. Кажется, он способен на все.

В конце концов, я решаю не говорить ни слова. Я отказываюсь нести ответственность за то, что кто-то пострадает. Малек все равно может причинить им боль, но я это не контролирую. Я не хочу, чтобы это было из-за того, что он сказал мне чего-то не делать, а я не послушалась.

Похоже, он из тех мужчин, которым неповиновение очень не нравится.

Около девяти часов в мою дверь стучится Паук.

— Привет, — говорю я, открывая. — Как дела?

Он молча смотрит на меня, прежде чем сказать: — Великолепно. Как ты?

— То же самое.

— Взял твою сумку. Ноутбук тоже. Он поднимает мою сумку. — Куда мне ее положить?

— О, великолепно! На стол поставь, спасибо.

Я широко открываю дверь и впускаю его. Он одет в свой безупречный костюм и галстук, ни один волос не выбился, а его угловатая челюсть чисто выбрита. Я думаю, у Деклана есть дресс-код для этих парней, потому что они всегда носят только черное от Armani.

Он ставит спортивную сумку на стол и поворачивается ко мне.

Затем он просто молча стоит, чувствуя себя неловко.

— Что случилось?

— Думаю, я должен перед тобой извиниться.

Это застает меня врасплох. Я смотрю на него, приподняв брови. — Передо мной? Почему?

Он переминается с ноги на ногу, откашливается, затем бросает взгляд на дверь. — За то, что застал тебя прошлой ночью на кухне практически раздетой. Ты казалась ужасно смущенной.

Я понимаю, он должно быть, говорит про нижнее белье, и чувствую облегчение.

Если только это не означает — насквозь промокшее нижнее белье, и в этом случае я чертовски унижена.

Мой смех тихий и нервный: — Это, эмм…

Он оглядывается на меня. Кончики его ушей краснеют.

— Я ничего не видел, если это то, о чем ты беспокоишься. После короткой паузы он поправляет себя. — Я имею в виду, я мало что видел.

Я прикрываю глаза рукой. — Господи. Ты не мог бы сделать это еще больнее?

— Мне очень жаль.

— Извинения приняты. А теперь, пожалуйста, уходи, чтобы я могла умереть от стыда в одиночестве.

— Тебе нечего стыдиться, девочка.

Его голос приобрел хрипловатые, незнакомые нотки. Я думаю, он пытается сделать мне комплимент.

И теперь у меня тоже покраснели уши.

Я провожу рукой от глаз вниз ко рту. Я молча смотрю на него. Затем опускаю руку и вздыхаю. — Что ж. Спасибо. Я думаю. Можем ли мы, пожалуйста, никогда больше не говорить об этом?

Он проводит рукой по волосам. — Да. Он поворачивается, чтобы уйти, но у двери оборачивается. — С тобой хочет поговорить твоя сестра. Она попросила меня, чтобы ты позвонил ей.

— Скажи моей сестре, что я скорее съем сэндвич с дерьмом, чем буду с ней разговаривать.