Онлайн книга «Идеальные незнакомцы»
|
Глава 7 В итоге мы заканчиваем, когда заведение закрывается. Мы кушаем, пьем, смеемся и разговариваем, пока не остаемся последними в ресторане, а официанты скапливаются у дверей кухни, коллективно глядя в нашу сторону. Не то, чтобы меня это волновало. Я лучше всего провожу время за последние годы. Никогда не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась. Я говорю, — Не могу поверить, что тебе нравится Хемингуэй! Он такой невыносимо мачо. Я закатываю глаза, но улыбаюсь, слизывая с ложки последний кусочек вкусного шоколадного мусса, который мы разделили. Джеймс заказал не менее четырех разных десертов, потому что я не могла остановиться на одном. — А я не могу поверить, что ты такой литературный сноб, — отстреливается Джеймс, — Мачо или нет, этот человек был гением. Посмотри на его наследие. Посмотри на его творчество... — Гением? Да ладно тебе. Он был задирой и хвастуном и написал одну из худших фальшивых библейских проз, которые когда-либо появлялись на рынке. “Я - это ты, а ты - это я...” Что за бред. Соедини его любовь к предложениям из трех слов с патологическим отвращением к наречиям, и этот человек просто невыносим. Не могу поверить, что его до сих пор изучают в школах. — Ты больше возражаешь против его стиля письма или против его характера? Потому что надо отделять художника от его произведений. Иначе нам пришлось бы сжечь всех Пикассо. Вот это был высокомерный засранец. Я киваю в знак согласия. — А еще и бабник. Как Хемингуэй. Джеймс пожимает плечами. — Многие известные и успешные мужчины такие. Представь себе, что красивые женщины постоянно хотят с тобой переспать... — Я натуралка, но спасибо, — резко перебиваю я. — ...буквально бросаются на тебя днем и ночью. Мужчина должен быть святым, чтобы устоять перед таким соблазном. — Забавно, но именно так я подумала о тебе, когда впервые увидела тебя. У каждой женщины в кафе был спонтанный оргазм, когда ты вошел. Он смеется. — Ты опять преувеличиваешь. — Если и преувеличиваю, то совсем чуть-чуть. Даже некоторые мужчины смотрели на тебя так, будто хотели вылизать тебя с ног до головы. Когда его выражение лица становится кислым, я смеюсь. — Ну же, Джеймс, не скромничай. Ты должен знать, какой ты роскошный. Он на мгновение останавливается, глядя на меня в странной, взвешенной тишине. Потом опускает взгляд на свой пустой бокал бурбона и мрачно говорит: — Только снаружи. Меня пронизывает дрожь узнавания. Это то же ощущение, которое я испытывала, когда смотрела на его портреты. Животное ощущение осознания собственного племени. Птицы одного полета слетаются вместе. Хотя мы все еще не намного больше, чем незнакомцы, я интуитивно знаю, что мы с ним похожи. Страдание - это великий уравнитель человечества. Я вспоминаю, как он стоял там, окруженный восхищенными женщинами на вечеринке, и выглядел несчастным и одиноким, и как он не замечал всех тех взглядов, которые на него бросали, когда он заходил в кафе, и с потрясением осознаю, что это человек, для которого большинство других людей перестали существовать. По крайней мере, счастливых. Нормальных, у которых еще есть свет в глазах. Только таких, как я, он может видеть и общаться с ними. Людей, погруженных в собственную темноту, так же, как он погружен в свою. Я убедительно говорю: — Какая бы плохая вещь с тобой ни случилась, она не сделала тебя менее прекрасным. В темноте тоже есть красота. Просто нужно другое зрение, чтобы ее увидеть. |