Книга Идеальные незнакомцы, страница 59 – Джей Ти Джессинжер

Горячие слезы пекут глаза. Горло так сжимается, что я едва могу проглотить полный рот бурбона, но мне удается его протолкнуть. Он пропекает полую дорожку до желудка и сидит там, сердито булькая.

Я говорю сквозь сжатые челюсти. — Так или иначе. Отвечая на твой вопрос, да, я снова пишу. Пишу довольно много, на самом деле. И это чертовски хорошо. Скоро вышлю тебе то, что получилось. А сейчас мне надо идти. Спасибо, Эстель. Пока.

Я нажимаю Завершить и швыряю телефон через всю комнату. Он с грохотом ударяется о стену, разлетается вдребезги, а потом падает осколками на пол.

Я оставляю его там, где он лежит, и выхожу из кухни, сердито утирая слезы. В гостиную ведет балкон с площадкой, достаточно большой, чтобы на ней мог стоять один человек. Я отодвигаю шторы и открываю французскую дверь, затем выхожу и опираюсь на изогнутые перила.

Небо мрачное, затянутое темными облаками. Басовитый раскат грома отдается где-то далеко. Воздух влажный и напоенный резким запахом озона — все признаки приближения летней грозы.

Когда начинают падать первые капли, я поворачиваю лицо к небу и закрываю глаза, позволяя дождю смешаться с моими слезами.

Отец, который не пришел на похороны собственного ребенка.

Это было самое болезненное. Из всех раз, когда Крис отсутствовал, этот раз так глубоко врезался в мое сердце, что раны все еще свежи, будто их нанесли вчера.

Моя дочь умерла, моя душа превратилась в пепел, а моего мужа нигде не было.

Все разрушилось после того, как мы потеряли ее. Мы не могли больше разговаривать. Мы едва могли смотреть друг другу в глаза. Молчание в доме тянулось так долго, что я иногда думала, не потеряли ли мы способность общаться. Групповая терапия была ужасом, более болезненным, чем заливка кислотой открытых порезов. Все эти истории потерь нагромождались на мои собственные, пока я не почувствовала, что задыхаюсь.

Семейные консультации были не намного лучше. Не было никакого способа найти смысл в такой бессмысленной вещи, и никакие разговоры не помогли бы и не изменили бы ее.

Затем, наконец, после того, как Крис собрал вещи и съехал, я пошла на индивидуальную терапию, в последней отчаянной попытке найти мир с самой худшей вещью, которая когда-либо случалась со мной. Или хотя бы какой-то смысл.

Но в насилии нет никакого смысла. Убийство — это самоцель.

Стон вырывает меня из болота воспоминаний. Я открываю глаза и смотрю на ту сторону двора, откуда он раздался, на окно, которое еще мгновение назад было темным, а теперь освещено.

Джиджи и Гаспар в своей спальне, делают то, что умеют лучше всего.

Я отворачиваюсь и захожу внутрь, допивая оставшийся бурбон. Затем выключаю свет и ложусь спать.

***

Просыпаюсь через несколько часов, инстинктивно чувствуя, что что-то не так.

Это материнская интуиция. Обостренный слух. Обостренный нюх. Тонко настроенные усики, которые ты никогда не теряешь, даже когда твоего ребенка уже давно вырвали из твоих рук.

Сердце колотится, я сажусь в постели, напрягая уши, чтобы услышать какой-то звук. Я не уверена, что это был за звук, который разбудил меня, но я напряженно вслушиваюсь в темноту. Мои глаза медленно адаптируются, пока я не могу различить края комода, изогнутую ручку стула у двери.

И высокую фигуру мужчины, стоящего возле него.

Я кричу от ужаса, но он набрасывается на меня, прежде чем я успеваю соскочить с кровати. Он хватает меня и прижимает своим тяжелым телом к матрасу, пока я дико борюсь под ним.