Книга Бухта Магнолия. Магия, чистая и злая, страница 209 – К. Ф. Шредер

Он быстро протиснулся мимо кричащих и корчащихся боевиков к Кари, которая, дрожа, рвала одежду у себя на груди.

– Ты как? – спросил он, приподнимая ее лицо за подбородок.

Глаза Кари влажно блестели. Ей пришлось проморгаться, чтобы взгляд прояснился. Быстрее, чем Наэль смог среагировать, она размахнулась и изо всей силы ударила его в лицо. Челюсти свело от боли.

– Обманщик! – прошипела она. Значит, она знала. Разумеется, ей все было известно. Это ему стало ясно, когда он увидел трупы своих напарников-агентов.

– Я сам только сегодня узнал. Я бы тебе давно признался, – ответил он. Ему хотелось оправдаться, но он проглотил слова. Никакое извинение в мире не могло бы исправить то зло, что он причинил Кари.

Она сверлила его взглядом, ноздри ее раздувались. Наэль был уверен, что она снова его ударит, и он бы все перенес. О богини, он заслужил еще и не такое. Однако она коротко сказала:

– Надо уносить ноги.

И была права. Наэль понятия не имел, как долго еще эмоциональные бомбы Тамби смогут удерживать боевиков от нападения. Часы, а то и дни? А могло быть и так, что боевики в любой момент очнутся, вырвутся из западни. У них с Кари еще будет время обсудить все несчастья и то одно, непоправимое, которое он учинил. Если, конечно, они проживут достаточно долго.

– Идем, – сказала Кари, больше не удостоив его взглядом.

Серебро было повсюду. Оно заполнило Люсьена, затопило разум и тело и разрывало их на куски. Боль была такой сильной, что превращала всякую мысль в раскаленные искры. В моменты просветления, когда он вспоминал собственное имя, ему казалось, будто его кожа и кости плавятся от раскаленного серебра. Но чаще всего Люсьен все-таки отдельных частей тела не чувствовал – больше не было ни рук, ни ног, ни головы, ни груди, только всеохватывающая боль, перебиваемая лишь короткими моментами бреда, когда серебро становилось тьмой, а Люсьен на пару чудесных секунд ничего больше не воспринимал.

Однако он был не один. В то время как он погружался в серебро и боль, его сопровождали голоса. Они нашептывали:

Он страдает, сестрицы. Вы слышите, как он кричит? Что нам делать? Наш мальчик, которого мы ждали тысячу лет… Мы не можем позволить ему утонуть.

Проснись, золотко. Очнись и борись с болезнью в твоих венах. Проснись и посмотри. Взгляни на картины, которые мы тебе показываем.

Люсьен замечал этот шепот, но ему не удавалось извлечь из него какой-либо смысл. Любое движение причиняло ему страдания. Бесконечная боль и бесконечное серебро, и больше не было пути назад, к самому себе. Однако после целой вечности боли, которая продлилась часы, или дни, или годы, или даже эпохи, хору внутренних голосов удалось к нему пробиться. Они как будто обернули его второй кожей, состоящей из шепота, и смягчили боль. Каждое слово было поглаживанием его души, каждый шепот давал тепло, они беспрестанно твердили:

Мы не дадим тебе утонуть. Слушай, мальчик, слушай и смотри на нас – отправляйся в путь, иди к нам. Смотри, куда ты должен прийти, чтобы исцелиться.

Внезапно в середине серебряного озера возник золотой пульсирующий свет. Словно сердце Луны. Слепящая яркость окутала его и лишила зрения.

Открой глаза, присмотрись, ты увидишь и найдешь нас.

Превозмогая резь, он разлепил глаза. И впервые различил образы! Поначалу лишь бесформенное существо с нечеткими контурами, но потом оно расщепилось, и там, где была одна фигура, теперь стояли три. Это были старые женщины, нагие, без единого клочка одежды на теле. Как только они одновременно подняли руки, их лица и тела преобразились. Морщины разгладились, кожа стала упругой, обвисшие груди окрепли, седые волосы окрасились черным, а животы набухли, округлились и начали расти, наполненные жизнью.