Книга Ненужная жена. Хозяйка лавки сладостей, страница 25 – Алиса Князева, Ника Смелая

Зря, наверно я им это пообещала. Грей подмигивает мне и толкает плечом дверь лавки.

— Ты... просто псих! — шепчу я, когда мы оказываемся внутри. — Как ты мог подбить меня на такие смелые обещания?! Сам же видишь, что тут ещё долго не будет никаких посетителе…

Я обвожу взглядом лавку и застываю. Очень хочется протереть глаза, потому что «Лакомка» выглядит совсем не так, как было до нашего ухода. Создаётся ощущение, что кто-то пришёл сюда и навёл порядок. Исчезла паутина под потолком, толстый слой пыли со столов и полок тоже смело. Даже с пола исчезла грязь, показывая, красивые, пусть и слегка стёршиеся мраморные плиты.

Что. Тут. Произошло?!

— Ладно, я пойду до плотника схожу, как и хотел, — заявляет Грей, пока я пытаюсь убедить себя, что не сошла с ума. — А ты пока думай, чем завтра угощать будешь. Я приду, помогу.

Он оставляет мешок у двери в кухню и, насвистывая что-то себе под нос, выходит на улицу.

Я стою посреди зала ещё минуту, а после неуверенно зову:

— Якуб? Ты где?! Какого чёрта, Якуб?! Это что за магия?!

Но грызуна нигде не было. Зато в голове моей что-то загудело, зашуршало, а затем я услышала нечто, похожее на шёпот: «Здравствуй, новая хозяйка! Для тебя старалась. Угодила?»

Приплыли. Или со мной говорит лавка, или я сошла с ума.

Но я уже пару дней как перестала удивляться странностям, поэтому если она живая, то так даже лучше.

— Ты же «Лакомка», да? — решаюсь спросить, желая, чтобы это оказалось правдой, и я не сошла с ума, а просто говорила с волшебным зданием. От этого хоть толк какой-то будет. А от прощания с собственной крышей какой мне прок?

— Да, хозяйка! Лакомкой меня звать, — отвечает мне… мой новый дом. — Чего изволишь?

А я стою посреди изменившегося помещения и не знаю, чего бы попросить. Сжимаю в руках платье, подаренное мельником, и тут меня посещает мысль, которая почему-то затерялась в пути и опоздала с появлением как минимум на сутки.

— Мне бы в душ, то есть искупаться. А то ведь наряд новый подарили, а на грязное тело примерять не хочется, — откровенничаю я.

— За кухней есть небольшой чулан с ванной, где раньше работники купались. Там чисто и светло. В шкафу мягкие полотенца, но вот воды нагреть придётся самой, уж не обессудь, — извиняется передо мной Лакомка.

Я же так рада тому, что в этом месте можно помыться, что чуть ли не вприпрыжку бросаюсь в уже знакомую мне кухню и оглядываюсь в поисках дров, которыми можно было бы растопить печь. Пять-шесть кусков древесины лежат у входа, заботливо оставленные Греем. Видимо, то, что он отпилил от пришедшей в негодность балки.

Мне бы задуматься, можно ли частью говорящего дома топить печь, но я так хочу почувствовать себя человеком, что не задумываясь бросаю полешки в нижнюю створку и развожу огонь.

Пара вёдер обнаруживается тут же. Их приходится наполнить водой, но с этим я тоже справляюсь на ура. Поставив первое нагреваться, захожу в указанный лакомкой чулан и охаю: в нём отличная медная ванна в прекрасном состоянии. Чистая, да что там… блестящая. На стене небольшая подставка-полочка для мыла, которое нахожу в шкафу напротив. На двери прибиты крючочки для полотенец. Они, к слову, тоже имеются в арсенале платяного двухметрового предмета мебели. Мягкие, как и сказал мне дом.

— Вот спаси-и-и-и-бо, Лакомка. Удружила! — благодарю в голос.