Книга Мне его подарили. Дом-портал 3, страница 60 – Мартиша Риш

Я накинула куртку, спустилась в круглосуточный магазинчик. Благо он тут совсем рядом, за углом нашего дом. Вообще с продуктовыми в центре беда. Музеев — тьма, сувенирных лавочек, кафетериев — бездна. А за продуктами, как правило, приходится далеко идти. Зато всё работает круглые сутки, кроме разве что булочных. Они у нас в городе старые, еще ленинградские, пропитанные запахом чёрного, ладожского хлеба, кисловатого, липкого, вкусного до невозможности. Нигде, ни в одном городе нет такого. А запах бубликов, всяческой сдобы и белых пышных батонов! Только здесь, у нас, принято особое отношение к хлебу, будто к святыне. То говорит память коренных ленинградцев, память о блокаде, о том, что хлеб — это источник жизни. Даже его подсохшая корочка. Ни один коренной петербуржец никогда не отнесет ее на помойку, скорее сунет по старой привычке на верх шкафа, где заботливо расстелена газетка или бросит на праздничный стол воробьев. Столько времени прошло, голод уже почти никто и не помнит, а привычка беречь хлеб осталась.

Я поморщилась под прохладным дождиком, чуть не растянулась на мокрой мостовой, Булыжник, жаль, безусловно, но поскорей бы его закатали в асфальт. Скользкий до невозможности, за пару веков отполирован до зеркального блеска башмаками всех видов и размеров.

Вот и вывеска, неоновые буквы разбегаются над старой парадной. Хотела бы я знать, что здесь было раньше. Доходный дом? Аптекарская? Или жили художники, а может, декабристы? Кажется, в этом городе за каждой дверью есть какая-то тайна.

— Барышня, посторонитесь, — раздалось грубоватое позади.

— Я — эльтем, — случайно сказала я и обернулась.

— Махмуд, очень приятно.

Светловолосый, голубоглазый, высокий, грубоватая щетина топорщится на щеках.

— А кто вы по национальности? — ошарашенно спросила я.

— Мать — татарка, отец — польский еврей. У татар национальность наследуется по отцу, у евреев — по матери. Так что я — лицо без национальности, — хмыкнул мужчина и подпер дверь в лавку камнем.

Я обвела взглядом полки. Коробки конфет, чай в нарядных жестянках, шоколадные фигурки зверей, завернутые в фольгу. Полагаю, королева совсем не так представляет свой подарок. Я прикусила губу. Ведь она мне почти что свекровь. Не знаю, как сложится наша жизнь с Альером, предполагаю, что этот бурный роман скоро утихнет. И все же? Эта женщина добровольно согласилась следить за буйным подростком. Или святая, или сумасшедшая, или мечтает о моем покровительстве. Все же быть эльтем значит много. И все равно что-то да надо ей подарить, ну хоть сувенир. И ящик успокоительного. Угу. Только до аптеки топать не хочется. И тут я вспомнила, как обсыпало Альера от малины. Что, если и у его мамы такая же аллергия?

— Решаемся! — прозвенел голос продавщицы. Худая, молоденькая совсем, замученная, почти как я сама несколько дней назад. И я ведь тоже успела поработать на рынке тогда, еще в прошлой жизни. До сих пор где-то на антресолях лежат две пары теплых рейтуз. А еще где-то валялась дублёнка и валенки. Да уж, хороша же я была в те незапамятные времена! Зимой промерзшая насквозь, серая. Как и выжила! И зачем так пыхтела, старалась, каждый день буквально наизнанку выворачивалась, лишь бы порадовать своего малыша. А теперь я ему, кажется, совсем не нужна. Так обидно и страшно.