Книга Эльф в подарок 2, страница 38 – Мартиша Риш

— Папа! — тянутся ко мне дочери, но пока не спешат подойти. Жена крепко их держит за ручки.

— В борделе, — ляпнул язык, подчинившись дару жены.

— И что ты там делал? — а у эльфийки тоже может вставать дыбом шерсть, как оказалось.

— Вел беседу с проститутом о жизни…

— С кем? — Ивалель наклонила голову к плечу, словно волчица в обороте.

— С молодым человеком, — фух! Ее дар больше не действует, — это было по делу.

Адриан зашуршал спиной по стене.

— А это ты кого в дом привел? — нахмурила лоб супруга, — только сейчас заметив фигуру в плаще.

— Я же говорил, что ради тебя способен на все, а ты не верила. Дочек давай сюда, он весь в дорожной пыли. А сама сдвинь с него капюшон.

За мою одежду уцепились крохотные ладошки, наконец, обнимая. Ивалэль крадется походкой гордой волчицы, даже силится понять запах, а в глазах затаилась надежда и робкий страх, что она напрасна. Еле слышны шаги мягких тапочек затяжелевшей супруги. Хоть бы не перепугалась, хоть бы не напрягла живот. Может, зря я притащил его в дом сегодня? Хотя, после родов от стресса у нее могло бы пропасть молоко. Что сделано, то сделано, переживать уже поздно.

Изящная кисть немного дрожит, ухватившись за краешек ткани. Рывок и капюшон слетел с головы беспутного эльфа.

— Адрианэль! Живой! — взвыла жена во весь голос. Бросилась обнимать, плачет, со двора ей вторит разбуженная криком малышка. Ивалэль целует щеки своего брата, поливает слезами, трясет его.

— Тише, тише. Дочек перепугаешь, — обнял я ее со спины.

— Что с ним? — дрогнул голос супруги, — Почему он такой?

— Мальчик просто выпил немного. Не сердись на него, к утру все пройдет.

— Как же ты его нашел?

— Не скажу. Это будет мой единственный секрет от тебя, ладно? Обещаешь не узнавать его у меня?

— Все, что хочешь, как ты скажешь. А ведь я тебе не верила, до последнего думала, что ты меня утешаешь, когда говоришь, что он выжил. Что же тогда произошло? Хорошо, что я тебя послушалась и не стала ничего менять в его спальне. Великая луна, какие глупости я говорю! Братик дома, живой!

Уткнулась мне в грудь своим носом. Не то ревет, не то силится поднять голову и поцеловать. Да только круглый живот мешает достать куда-то выше моей груди.

— Я малышку разбудила, слышишь, плачет. Зубик режется. Дедушка только ее убаюкал. Пойду, помогу. Адрианэль жив! И дома, — качает головой, уткнувшись в меня.

— Сейчас отнесу шурина в его постель, пусть спит, а я займусь дочерьми, ты отдохни. Дедушка укачает девочку, даже не беспокойся.

— Ты голодный?

— Как волк! — накрыл я желанные губы бархатным поцелуем.

Адрианэль качнулся и приоткрыл глаз.

— Не при нем, — мигом отстранилась жена.

— Папа? Ты откроешь запертую комнатку? — подняла на меня личико старшая из малышек, — и я смогу там все рассмотреть?

— Завтра. А сегодня будем ужинать и играть в лошадку. Прокачу обеих на своей спине вокруг дома.

— Этьен, соседи увидят!

— Накроешь нас куполом невидимости, только и всего. Два круга каждой на моей спине во второй ипостаси, я обещаю.

— Как скажешь, мой волк.

— Тише, дед идет в дом. Сама с ним объяснись, ладно? А то мне влетит за то, что малышку разбудил. И о том, что это твой брат, он тоже еще не знает.

Шерли

Ирлинг не ездит верхом, даже вовсе не умеет. Это потому, что верховая езда — мучение для животного. Зло! Лошадке будет тяжело гнуть под ним спину. Ну-ну. Лошадка хоть бы растрясла свой жирок под этим крылатым паршивцем и, уж точно, не заметила бы его веса. А вот нам было бы куда быстрее добираться, сидя верхом, чем в карете. Хоть бы ирлинг не сдох. Жует какую-то сушеную хрустящую гадость из пакета и запивает шипящей жидкостью из кувшина, сидя на крыше арендованной нами кареты. Внутрь он просто не влез — крылья застряли. Грегор честно пытался их как-то свернуть и впихнуть невольника внутрь головой вперед. Я помогала, как могла — тянула за руки с другой стороны. Ирэль орал, что мы помнем перья, и он задохнется, потому что в карете душно. Втолкнуть не вышло даже пинком. Хоть бы он в повороте никуда не свалился. Грегор не выпускает из руки кончика веревки, обмотанной вокруг ноги невольника, и с тоской смотрит то на обтянутый бархатом потолок нашей повозки, то в окно.