Книга Нелюбимая жена. Новое счастье попаданок, страница 21 – Мартиша Риш

Вере стало противно. Вновь в ее душе растеклась ярость и обида за Грету. Ведьмочка так заботилась о соседке, а ее в благодарность просто… убили. Еще и дом хотели разграбить, изничтожить всю память о девушке, втоптать в землю любимые вещи. Как выл несчастный Азу над телом своей хозяйки, пока Вера не открыла глаза. Знать бы, куда сейчас удрал фамильяр, не пошел ли красть курей по соседским дворам? Или помогать местным собрать урожай персиков только не в корзину, а в свой собственный желудок.

— Проклятие она тебе оставила в наследство, — прошептала Вера. Старуха обернулась, заметила ее, побледнела. Злые глаза наполнились диким страхом.

— Проклятие? За что? Греточка, деточка, я же просто исполнила наказ князя, нельзя было ослушаться. Никак нельзя, ты что. Он бы меня в темницу посадил, пес мой с голоду бы помер. Ты прости старую.

— Платье мое на половую тряпку пустить тоже князь приказал? Продала мою жизнь за навоз для своего чахлого сада?

— Много ты видала? Таких цветов как у меня нигде не сыскать! — женщина уперла руки в бока.

— Чтоб там, где ты есть, больше ни одного цветка не раскрылось до самой твоей смерти. Быть этому месту пусту!

Магия вплелась в каждое слово девушки, окутала прекрасный сад, впиталась в землю. Розы склонили головы, будто печалясь о несостоявшейся смерти юной ведьмочки. Осыпались бархатные лепестки. Земля стыдливо прикрылась ими словно лоскутками одеяла: розоватыми, пурпурными, белыми, кремовыми и желтыми. Сама земля стыдилась того, что хотела сотворить хозяйка надела.

— Гадина! Тварь! Мерзавка двужильная! Ты не должна жить! Позарилась на богатства Малькольма, дрянь! Себе прибрать нашего молодого княжича захотела! Не по тебе жених, — бессильно завопила старая женщина. Ее рай оказался разрушен по ее же вине. Только она не смогла этого принять.

Вера легко улыбнулась. Ей чуточку жаль красоты увядших цветов, того благолепия, что осыпалось. Но месть убийце оказалась гораздо слаще. И потом, пусть лучше уж лепестки лягут в землю, чем Грета.

Нет ее, Греты, вины в злобе старого князя. Ничего дурного девушка не сделала. Лишь смотрела она на любимого, не больше. Всего несколько раз они успели прикоснуться друг к другу, будто случайно, на глазах у других, передавая персики из руки в руку, да глядя в глаза. И плевать Грете было на то, каков титул у Малькольма, и какими богатствами он обладает. Все это — пыль. Ничто по сравнению с ее богатством. Просто впервые юная ведьмочка полюбила, сгорела дотла в огне своей страсти. Разве это могло быть причиной, по которой ее убили?

Вера поднялась в гору, двор дома был чисто прибран, окна улыбались ей чуть влажными кружевными занавесками, пахло чистотой и деревенским сладостным уютом. Саквояж стоял на садовой скамье перед крылечком. Оба ее гробовщика были тут же.

Позади сада, на лужайке, свился кольцом черный дракон, из-под тяжёлого века с любопытством смотрел на нее лиловый глаз. Матовая шкура дракона будто бы впитывала в себя густое солнце, чешуя казалась девушке бархатистой, немного мягкой, как шкурка у кошки. Черные крылья зверя распластались по земле. Почти гладкие, покрытые нежным пушком, совсем не такие, какие рисуют в книгах. Холеный зверь, толстый и сильный. С искренним восторгом девушка оглядела его.

Какой же громадной силы было чувство Греты, если она бросила все. Совсем все. Даже главное свое сокровище, живого дракона. Того, кто не раз спасал ее жизнь, берег больше, чем свое собственное сердце?