Книга Медь и серебро, страница 117 – Наталья Медведская

Возвращаясь в квартиру, Ольга яростно тёрла себя мочалкой, купалась чуть ли не в кипятке, ей казалось, запах тлена проник под кожу. В хорошую погоду они гуляли по городу, ходили в кино, на концерты, но ничто не могло заставить Ольгу отвлечься от мыслей о бабушке. И только нежность ночей, ласки Дениса на время давали ей возможность забыть о смерти, стоящей так близко.

Вторник начался как обычно. Ольга протёрла пыль в комнатах, вымыла полы, всё время прислушиваясь, не раздаются ли какие звуки из спальни больной. Удивительно, но сегодня бабушка выглядела лучше: лицо посветлело, глаза выглядели блестящими и живыми. На вопрос Ольги, что ей хочется? Зинаида Фирсовна вполне чётко и осмысленно ответила:

– Немного клубничного варенья и водички.

Ольга сбегала в подвал. Отыскав банку варенья, открыла её. Положив немного в блюдечко, принесла в спальню. Приподняв лёгкое высохшее тело бабушки, подложила ей под спину подушки. Съев пару чайных ложек варенья, больная выпила несколько глотков воды.

– Сядь, – сухой листвой прошелестел голос Зинаиды Фирсовны.

Подвинув стул к изголовью кровати, Ольга наклонилась над больной.

– Думала, унесу эту тайну в могилу, – прошептала она. – Но не получается. Не хочет меня смерть забирать, пока не облегчу душу.

Мучительно, с остановками, с тяжёлым дыханием, но ясно и понятно Зинаида Фирсовна заговорила:

– Прости меня и мою дочь, зато как поступали с тобой. Ты не внучка мне и не дочь Лидии.

Ольга вздрогнула.

Из глаз Зинаиды Фирсовны на морщинистые щёки покатились слёзы.

– Как я могла тебя любить… если перед глазами стояло несчастное… мёртвое личико… родной внучки.

– Что? – воскликнула Ольга.

– После родов Лида месяц жила в Камышовке. Я няньчила свою внученьку… Катеньку… А потом…потом… Лида вернулась в Анапскую с малышкой.

Зинаида Фирсовна замолчала, делая передышку.

Ольга терпеливо ждала. Сердце колотилось так быстро, что кровь в висках стучала отбойными молоточками.

– Лида сказала, что не доглядела за Катенькой, и та ночью умерла. – Зинаида Фирсовна глубоко вздохнула. – Только… я увидела в кухне бутылки… из-под вина. От Лиды несло перегаром, в доме грязь… А моя внученька так похудела… Я не смогла добиться от дочери правды… Догадалась…Находясь в запое, она…она…забыла про Катю. Бедная моя внученька… лежала в грязных пелёнках, окоченевшая. Я чуть не убила… Лидку. А эта змея ревела, спрашивала… что теперь делать? В тюрьму мол, не хочет. Пока… пока… я обмывала несчастную… малышку, одевала… в лучшие одёжки, Лидка куда-то смылась. – Слёзы катились по сухой пергаментной коже Зинаиды Фирсовны. – Что я могла поделать? Лида моя дочь… единственная.

Ольга ощутила, как ярость затмевает ей глаза.

– И вы простили ей убийство внучки?

– Нет не простила, но доносить… на дочь не стала. Помнишь рябинку у забора?

Ольга кивнула.

– Там я похоронила Катеньку… и рябинку посадила.

– Я откуда взялась?

Зинаида Фирсовна тяжело дышала. Такой долгий разговор давался ей с огромным трудом

– Пока я хоронила внученьку. Лида притащила откуда-то младенца… Она была не в себе, когда сделала это…

– Ещё как в себе, – зло бросила Ольга. – Уморив собственную дочь, просто поменяла её на украденного ребёнка. А вы молчали, покрывая убийцу.

– Прости меня, – затухающим голосом произнесла Зинаида Фирсовна. – Прости… Батюшка сказал: срок давности… преступления истёк. Лиде ничего не грозит… Мне так тяжело… Прости.