Книга В Тридевятое царство попаданкам вход запрещен!, страница 70 – Леся Рысёнок

— Что, хорош? — спрашивает.

Кивнула, будто и сама не видит, что волчара гораздо ее лешего привлекательней. Не не стоит мне даже оставаться тут, девочка я взрослая, но положение у меня неоднозначное. Так что не будем давать пищу моему воображению и фантазии.

— Пойду я, надо отчеты разобрать, а то Горыныч спросит с утра.

Платье забрала и за кустами спряталась переодеться. Маркиза со мной прошла, и села рядышком грустная. Она меня понимает и не смеется, как некоторые, которых между прочим из плена спасли, а от них ни благодарности, ни сочувствия.

Не знаю, почему я расстроилась. Но вернувшись к старосте, делать больше ничего не стала. Такой несчастной себя почувствовала и разбитой, что даже огонь жечь перестал, наверное тоже меня пожалел, как и кошка. Разделась снова, и поплакав для острастки, забылась тревожным сном.

А потому что снилось мне, как мы с Лесем через костер прыгаем, и как смотрит он на меня с нежностью и горечью. А еще как он ногу мою лечит. И от рук его мурашки по всему телу расходятся…

И не только мурашки, зар-раза! Вот не надо было вчера пялиться никуда!

Утром настроение было паршивым. Я и так не выспалась, еще и оборотни отошли после вчерашнего и стали с утра приходить и права качать, а защитники мои опять куда-то все подевались. Ну или со вчерашнего не вернулись. Староста делала вид, что его это никак не касается, а я тихо-тихо, но закипала внутри.

В итоге еще через час я начала порыкивать не хуже любого из оборотней, через два могла облаять любого и в любом облике, через три готова была с чувством, толком, расстановкой собственноручно загрызть, а через четыре впала в индифферентное состояние, по-простому, пох..зм.

У тех, кто пытался что-то предъявлять, я с нежной улыбкой на устах интересовалась, вкусный ли холодец из них получается, или теплая ли шапка, с кем-то рассуждала о качестве и степени упругости подушек, набитых перьями из их второго облика.

В таком состоянии меня и застал Горыныч, явившейся вместе с остальным предателями. Сделала вид, что я их в упор не замечаю.

Змей, однако, моего настроения не заметил, он оценил объем проделанной работы, сказал, что очень доволен и предложил передохнуть и пообедать.

— Павлина, не дуйся, — Марья в отличие от мужчин сразу смекнула, что я обижена. — Нас ночью Змей забрал, тебя мы не стали будить, ты и так устала, да и спала очень уж сладко.

Может я от оборотней заразилась чем-нибудь воздушно-капельным путем, а то очень уж искусницу покусать захотелось. Где она, интересно, сладкие сны у меня увидела?

— Там девушки-мастерицы на выселках взбунтовались после того как Змей их в себя привел. Он хотел тебя забрать, чтоб ты их успокоила, но мы не дали. Вот и пришлось самим с делами в селении разбираться, Змей разогнать всех успел, даже обед приготовить некому было, — продолжала Марья.

Ну то, что девушки, придя в себя не обрадовались, понятно, но я-то тут каким боком? Разве я говорила, что буду им нянькой? Так с чего бы Змею на меня рассчитывать?

Ели в молчании. От того, что теперь я знала, где были мои спутники, настроение не улучшилось и, видимо, они тоже это поняли. А еще бесил волк! Ведь оне знает, что я знаю, что он может быть человеком, но упорно пребывает в зверином виде. Может, оно, конечно и к лучшему, но как-то все равно не так. Не могу теперь я его просто животным воспринимать и меня это гнетет!