Книга Наперегонки с ветром. Идеальный шторм, страница 166 – Лера Виннер

В моём присутствии Самуэль ничего не платил Кайлу, но тот передал лично Мастеру два увесистых и новых кошелька.

По всей видимости, Фьельден расплатился за свою свободу сам, – помимо того, что подарил нам на Ветра и прочие удовольствия, – и оплата эта была настолько щедрой, что оставалось только поблагодарить и восхититься.

И всё же теперь я старалась как можно реже прикасаться к Кайлу на людях и по возможности соблюдать если не субординацию, то хотя бы нейтралитет.

Шутки шутками, а слухи о том, что он пользуется дружбой с Мастером, чтобы составлять мне протекцию, не были нужны ни мне, ни ему.

На фоне всего этого каждая минута наедине ценилась теперь на вес золота, а всякое прикосновение воспринималось ещё острее.

Друг с другом мы оба отпускали себя полностью, и сейчас, когда всё пошло на новый виток, даже хорошо исследованная и знакомая территория казалась новой.

Неслыханная роскошь – заполучить в своё полное распоряжение ковёр в гостиной, – пьянила так, что начинало звенеть в ушах.

Прижимая руки Кайла к жёсткому ворсу, я двигалась на нам так, что сама едва могла дышать от спешки, и каждый раз едва не теряла равновесие, стоило ему податься вперёд, встречая очередное моё движение.

Вскоре после переезда сюда он нашёл повод, чтобы напомнить о моём опрометчиво данном во Фьельдене под влиянием момента обещании, что так будет каждый вечер.

С тех пор я перехватывала инициативу просто из вредности.

Если успевала это сделать вообще.

И каждый раз, – как и сейчас, – он доводил почти до пика, заставлял забыться, и только тогда разворачивал, прижимаясь всем телом.

Его излюбленной тактикой всегда было держать чуть на расстоянии, сводить с ума нехваткой прикосновений.

Теперь он тоже позволял себе наслаждаться ими, чувствовать так полно, что становилось решительно всё равно, постель, ковёр или кухонный стол.

Проехавшись по этому самому ковру лопатками, я привычно обхватила его за спину, привлекая ближе, но не сковывая движения.

Потолок над головой качнулся, а потом всё ушло на второй, пятый, десятый план, – всё, кроме ощущения его во мне.

За пролетевшую как одна неделя долгую и насыщенную зиму мы успели заново привыкнуть и ласкать друг друга неспешно и долго, и срываться вот так, едва почуяв подходящую возможность.

Когда Кайл немного, но сбился с ритма, у меня так знакомо и восхитительно перехватило дыхание. Ослепительная легкость и невыносимо долгий момент. Жгучее нетерпение и отчаянное сожаление о том, что все это не может длиться вечно.

Его имя рвалось с губ само, и эта несдержанность окончательно отрывала от реальности, вынуждала хвататься за него так же отчаянно, как он хватался за меня.

Это ни с чем несравнимое, до тончайших оттенков знакомое, но все равно неизбежно новое удовольствие не могла омрачить даже мысль о том, что мы теперь лежали там же, где совсем недавно прыгала дохлая жаба.

После этой, – как обычно, бесподобной, – вспышки хотелось смеяться. Было легко и хорошо.

По-прежнему лежащая на столе Эмери источала в мой адрес настолько чистую и первоклассную ненависть, что от неё становилось ещё веселее.

Пристроив затылок Кайлу на живот, я окинула её расфокусированным взглядом, а потом немного запрокинула голову, чтобы увидеть хотя бы его профиль.

– Знаешь, я придумала. Скажу ей, что не позволю тебе держать её в доме, если она будет продолжать в том же духе.