Книга Рыжий и черный, страница 239 – Татьяна Лаас

Андре носом потерлась у его виска, дыханием щекоча кожу:

— Неважно. Не думай, почему разошлись пути. Я поеду с… — она вовремя остановилась, не упоминая принца. — …с прототипом голема на фронт. Там, говорят, проснулось проклятье ничейной земли.

Брендон вздрогнул, заглядывая ей в лицо:

— Ты собираешься в это пекло?

Она снова расцвела в улыбке — говорить что-либо не хотелось. Она сама решила с поездкой, и никто не вправе отговаривать её.

Брендон переплел её и свои пальцы так, что ладони соприкоснулись.

— Ты знаешь об обряде, что связывает леру Викторию и лера Брока?

— Тот же, что связывает Грегори и Элизабет. Я слышала о нем.

— Я иглобраз, Андре, и у меня колючая, как у Каеде душа. Я учу плохому и тяжело пускаю людей в свою жизнь. И оправдание того, что я предлагаю провести ритуал общего эфира, одно на самом деле — этот ритуал можно обратить вспять, если я окажусь слишком колючим для тебя. Я тебя, кажется… — он не смог договорить. Андре сама потянулась к нему и легко поцеловала в губы, тут же отпрянув:

— Это самое неожиданное признание в любви, Брен. И я тоже далеко не подарок, но я тебя люблю.

* * *

Маркус отвлекся от бумаг, которые быстро просматривал, и в упор посмотрел на замершего на пороге кабинета Брендона — тот в мокром белоснежном свитере выглядел непривычно. Эфир тихой струйкой утекал из него прочь — это было ожидаемо и все же внезапно. И радоваться бы, но не получалось — вчерашняя выходка Брендона, воспользовавшегося измученностью Марка давящими на него мыслями окружающий и усыпившего его, до сих пор вызывала в инквизиторе гнев. Да, нарушение обетов — предаваться гневу нельзя, но он потом покается в грехе, а пока Марк злился — имел право.

Шла шестица — шестой день седьмицы, который для солидных неров уже был выходным, и коридоры инквизиции были девственно пусты. Только в канцелярии во всю работали девушки, которых прислала в помощь Виктория Ренар-Хейг.

— Явился. — недовольно констатировал очевидный факт Марк. Он пытался прочитать мысли Брендона, но находил лишь пустоту.

Колдун покаянно склонил голову:

— Явился.

— Стыдно?

Брендон расплылся в улыбке, и в этот раз она не была хищной:

— Не очень. Повторись все — поступил бы точно так же.

Маркус встал из-за стола, прошелся по своему небольшому кабинету, замер у незашторенного окна — на улице царила приятная взгляду альбиноса полутьма — уже нетугие струи дождя еле капали с небес, но солнце сегодня не выглянет, это точно. Маркус заложил руки за спину:

— Это был «Черный гнев»?

— Он, — согласился Брендон, своевольно опускаясь на стул. Его сердце согревала Андре, и сейчас ядом, сочившемся из Марка, его было не пронять.

— Ты понимаешь, что мог погибнуть? Или ты… — Марк не стал разворачиваться — непривычная пустота вместо мыслей Брендона его немного обескураживала. Не понять теперь, что он там себе надумал, что решил, что скрывает за своими словами. И ведь скрывает, это точно! Иначе бы пришел открыто. Будь прокляты антиментальные амулеты! Еще не доработаны до конца, но уже бесят.

— Я понимал, что иду на смерть. Я понимал, что не смогу победить «Черный гнев». Я не хотел, чтобы ты вмешивался — я представлял, сколько там в пожаре погибающих, и не хотел, чтобы их смерти коснулись тебя. Я тебя берег. Как мог.

Марк резко развернулся к нему: