Книга Рыжий и черный, страница 327 – Татьяна Лаас

Влажный ветерок коснулся её кожи, и Ноа передернула плечами — даже сейчас вспоминать ветра трескуна и пение леса было страшновато. Но рядом с папой и мамой страшно не было никогда, да и у Ноа был свой небольшой секрет, который знает только она и Брок.

Ноа качала ногой и смотрела в зенит, где чуть колыхались от ветра ветви вишни с высохшими ягодами. Именно поэтому она пропустила визит незнакомого мужчины — только из-за вишни. И может быть солнца. И бездонного неба. Она заметила высокого в черном строгом мундире с золотом непонятных нашивок мужчину, когда мама позвала:

— Ноа, спустись к нам! У нас гость — нас приехал навестить мой кузен Ренар Каеде.

Ноа опустила взгляд вниз, узнавая рыжего мужчину — того самого из парка с канарейкой. Он изменился: стал еще худее, чем был, щеки ввалились, красные волосы стали длиннее, а короткая четкая тень на земле показывала четыре хвоста. Четыре. Ноа не знала, что её больше смущает — теневые хвосты мужчины или их число? У мамы тоже был хвост, но один. Он мелькал крайне редко, но все же мелькал.

Полли тут же уточнила, сидя рядом с мамой:

— Дядюшка Каеде, да?

Ноа храбро спрыгнула на землю, пряча руки за спиной — на всякий случай. Мужчина подошел ближе к Ноа и присел на корточки, заглядывая ей в глаза. Полли подскочила к Ноа, и она привычно сделала шаг вперед, заслоняя собой сестру.

— Дядюшка? — Ноа не помнила, почему ей это не нравится, но точно не нравится!

Рыжий мужчина поправил её:

— Просто Каеде.

Мама вмешалась:

— Дядя Каеде, Ноа.

«Дядя» обернулся на маму и упрямо возразил:

— Каеде. Никаких дядюшек и дядь. — Он снова повернулся к Ноа: — можешь называть меня по имени. Каеде — это значит Кленовый лист.

Ноа не помнила Дядюшку с мешком, но все же называть этого мужчину ни дядей, ни дядюшкой не хотелось. Почему-то. Особенно дядюшкой.

Мама была бы не мамой, если бы не уперлась:

— Пока только дядя! Понял?

— Каеде! — упорствовал мужчина. Ноа не понимала: ладно мама — она упрямая, но этот… Дядюшка…

— Дядя Каеде! — настаивала мама.

Он улыбнулся, почему-то подмигнул Ноа и предложил новый вариант:

— Лис. Ты можешь звать меня лисом, Ноа.

Она внимательно посмотрела на маму и все же уточнила:

— Мааа… Он точно хороший?

Мама кивнула:

— Точно.

— Хорошо, — согласилась Ноа и опустила руки вниз, бросая камень, который держала на всякий случай в руке, на землю. Мама вновь вздохнула, отводя в сторону расстроенный взгляд:

— Ноа… Все хорошо, тебя никто никогда не обидит!

Ноа широко улыбнулась:

— Я знаю, ма. Я на всякий случай. — Кажется, этот «всякий случай» маму не убедил. Ноа благоразумно промолчала, что у неё в ботинке прячется нож — Брок подарил. Пока еще ни папа, ни мама не настаивали на летних туфлях, так что время решить, куда перепрятывать нож, у Ноа было.

Рыжий лис продолжал сидеть на корточках, как-то странно рассматривая Ноа, так что руки просто зачесались достать нож, но маме Ноа верила. Только украдкой Ноа не удержалась и показала лису кулак. На всякий случай — нельзя так рассматривать детей. Каеде склонил голову вниз, словно признавая свою вину, выпрямился и вернулся к маме — встал рядом со столом, смотря на маму сверху вниз:

— Виктория… Я рад быть в твоем доме. Я рад, что ты признала меня. Надеюсь, новая Аквилита нравится тебе и Эвану.

Мама как-то колко — Ноа знала, что в таком случае бравые пилотки прятались от неё, — посмотрела на лиса и сказала: