Книга Мисс Никто, страница 165 – Татьяна Лаас

— Ловцы тут не нужны. Я тут не нужна. Надо…

Он лишь спросил, прислоняясь к стене кухни и поправляя свои волосы на макушке:

— Когда уходишь?

Она подняла на него глаза:

— Ты… Все понимаешь, да?

— Ник, я же не идиот. Ты маршрут уже составила?

— Еще на прошлой неделе. Сперва в Пятый округ, — она расцветала прямо на глазах, когда поняла, что уговоров и прочей ненужной ерунды не будет. — Хочу понять — зачем меня в самом начале моей карьеры туда выкинул дом? Потом хочу наведаться в Двадцать первый округ — посмотреть, как там налаживается жизнь. Там, если верить Брендону, сильны традиции людей, там могут быть конфликты между оборотнями и людьми.

— В Десятый не планируешь заглянуть?

Она бесхитростно посмотрела на него:

— Нет, мне там пока делать нечего. И так планов на всю весну хватит. И я помню — я буду тебе присылать открытки. Отовсюду. Честно-честно-честно. И я вернусь. Где-то к лету.

— Тогда дай мне день, чтобы собрать свои вещи.

— Не проблема, Лин. — Она встала, отправляя остатки пирога в морозилку, где у неё, Лин знал, хранилась заначка блинчиков — от них до сих пор невыносимо несло Брендоном. Теперь там будет пахнуть и им.

Утром было все, как всегда, за исключением одного — начинался первый день весны. Недовольное бурчание сонной Ник, потом бурное примирение, и Лин запретил себе думать, что, быть может, это в последний раз. Потом подколки Арано, усмешки парней, душ и она в его объятьях — жаркая, стонущая, закусывающая его ухо почти до крови, требующая быстрее и сильнее, но она ждет дитя, и потому он, прижимая её к стене душевой кабины, был выматывающе, как потом сказала она, медлителен и нагл. Потом поспешный завтрак, и пробежка в участок — надо было куда-то выплеснуть злость.

И стон Арано при виде сумки Лина, полной вещей:

— Да твою же мааааааать, Лин!!! Ну почему ты даже хрупкую влюбленную девчонку не в состоянии удержать возле себя!!!

— Потому что люблю, Рик. И все, тема закрыта. Кому невтерпёж — прошу в спортзал.

Вечером площадка кемпа была пуста… До лета. Теперь сюда можно не приходить до лета. Он поехал домой. Там была пыль и мать, борющаяся с ней — кажется, кто-то ей уже сообщил, что Ник уехала.

— Иди сюда, ребенок, — только и сказала она, обнимая его у порога.

— Ма, я не ребенок.

— Я тебя даже на смертном одре так буду звать. Ты мой ребенок, дитя, малыш, мой сын. И… Если она любит, то она вернется, ребенок…

— Да… Я это знаю.

Она провела ладонью по его волосам, приглаживая возмущенный ежик:

— Но волноваться за неё ты не перестанешь.

— Конечно.

— Ты можешь бросить все к оркам, Лин. Можешь все бросить и ехать за ней.

Он отстранился от неё:

— Ты меня не бросила.

— Сравнил, ребенок…

— Маааа! Мне орки знают сколько лет.

— Но записи в свидетельстве о рождении не изменить. Ты мой ребенок. И пойдем, я приготовила твою любимую паэлью, хватит уже чем попало питаться.

Уже утром пришел вызов от Мигеля в двести шестую зону — и ему уже кто-то доложил, что Ник уехала.

В зоне они оказались на пару с Утесом — его, видимо, в качестве моральной поддержки вызвали. Зона заметно изменилась — стараниями Брендона и Мигеля. И вампиров его клана, конечно же — теперь даже на входе в зону дежурили его новообращенные, чтобы ни слова об обнаружении крови Холма не просочилось наружу. В самой зоне из чужих Пересу были только они с Утесом. Курган ткачей был почти разобран, тела фейри после обследования у судмедэкспертов и некромантов готовили к захоронению — тут же, на этой родной для них земле, там, где река не заливает и не подмывает. По ночам в зоне было «весело» — горели пентаграммы и завывали некроманты, заканчивая сбор показаний — время поджимало, во всю неслась весна с половодьем бурной Бланки. Ответом некромантам была тишина. Уцелевшие таинственные камни с рунами были перенесены непосредственно к погибшему Холму ткачей, разбитые — тщательно собирались и вывозились на полигон под Либорайо. Что уж в них надеялся найти Мигель, неясно, но свою работу Лин понял сразу — бери больше, таскай дальше. Ему и Утесу вменялась в обязанность зачистка местности от этих самых камней, а их было, даже с учетом собранных и вывезенных, оркски много. Мигель еще назидательно сказал, с трудом гася в голосе злость: