Онлайн книга «Ник и другие я»
|
Сэм пошла обратно в Холм. Знала, что виновата. Знала, что папа злится, а, значит, надо идти и просить прощения. Он же просил попытаться понять. Он же просил попытаться найти в браке с Закатом что-то хорошее. Он не раз объяснял, почему так важно подписать договор. Он говорил, что Закат единственный, кто может её защитить. Только… Уж лучше она сама себя будет защищать, чем Закат! Папа был у себя в кабинете. Стоял, смотрел в экран, на который была выведена огромная родословная всех людей из Холмов. Руки были сжаты в кулаки, спина напряжена, и пахло от него пылью и чем-то черным, накрывающим с головой, удушающим, заставляющим плакать. – Па… - Сэм замерла на пороге кабинета, боясь проходить дальше – казалось, еще один шаг, и сердце разорвется от боли. – Па… Он резко развернулся к ней, заставляя себя улыбаться. Запах сменился – стало так хорошо, так тепло, как утром, когда бежишь на кухню, а там папа, мама и хрустящие, кружевные блинчики на завтрак. – Па! – Сэм бросилась к нему в объятья, он поймал её и взял на руки: – Моя маленькая леди! Она тихо прошептала, обнимая его за шею: – Принц уехал. – Я знаю, моя леди. – Я… Я виновата… Он вздохнул: – Твоей вины в случившемся нет. Просто так бывает – веришь в друга и ошибаешься. Сэм упрямо повторила: – Это моя вина. Папа сел в кресло, осторожно заглядывая ей в глаза: – Моя леди, никто ни в чем тебя не обвиняет. Это дела взрослых, ты тут ни при чем. – Па… – чтобы не было так отчаянно стыдно, она быстро зашептала: – это моя вина. Он так вонял, он так вонял, паааа… Я не смогла. Я терпела, я думала, что смогу, но не смогла… Папины глаза стали серьезными: – Так… Не понял. Зак, конечно, с дороги был, но чтобы вонять… Поясни, Семечка. – От него несло страшно приторно-мятно. На внутреннем экране Сэм тут же пошли пояснения, что приторный означает слишком сладкий, мята не бывает сладкой… Сэм проигнорировала их. – Сэм? Она наморщилась, чтобы объяснить понятнее: – Он как жевачка. Экран вспыхнул поправкой: «Правильное произношение – жвачка! Относится к жевательной резинке. Последнее словосочетание предпочтительнее для употребления». – Он… Я знаю – он внутри вкусный, он внутри хороший, но оболочка такая, что хочется выплюнуть, па. Он снаружи совсем плохой, как очень мятная жевательная резинка – до тошноты плохой. А еще он пахнет лакрицей… Тогда она не знала, что так пахнет ложь. Она сморщилась: – Он воняет, па… Я… Его специально напугала, и он… – И он напугался, - понял папа. Ладонь на подлокотнике сжалась в кулак. – А я чем пахну? – Блинчиками и теплом. Кофе и… - она не стала говорить, что он тоже пахнет лакрицей, когда разговор заходит об уехавшей по делам маме. – И…? – И все, па. Он вздохнул: – Короче, кажется, мне стоит помыться и постирать одежду. – он горько рассмеялся. – Па!!! – она выпрямилась на его коленях. – Это не тот запах, па… Он заглянул ей в глаза: – Моя леди, примешь вызов элтела? – Да, па. Конечно! Элтел она любила. Это несравнимое ни с чем ощущение тепла, ощущение семьи, ощущение близкого тебе сознания… Ей было запрещено пользоваться элтелом, как и нейронетом – только в кругу семьи, только под присмотром отца. Такие запреты она не понимала, но уже давно смирилась, только ждала, когда станет старше, и папа все же разрешит. Если разрешит. Она раскрылась навстречу, давая полный доступ… |