Книга Ник и другие я, страница 62 – Татьяна Лаас

– Ха… – снова повторил синюшный.

Сэм оторвалась от шитья и подняла на Ливня глаза – впервые до неё дошло, что «Ха» может оказаться просто прозвищем. Она посмотрела на синюшного, потом на Джека:

– И кто я по-вашему? Тетеха? Дуреха? Деваха? Муха? Толстуха? Слониха, ежиха… – Разгуляться Сэм в животных было где.

Джек прикусил губу. Да-да, совсем как она – взял и прикусил губу.

Синюшная рука с когтем на конце, острым, хорошо заточенным когтем – одно это указывало, что Ливня надо упокоить! – ткнула в медальон, выбравшийся из-за ворота футболки у Джека.

– Птица? Эм… – Сэм хмыкнула: – Ха – это птаха? Ну, спасибо, Джек. Птаха… Так меня еще не называли. Малышка, кроха, медок – куда ни шло, но птаха… – Она посмотрела в немного смущенные глаза Джека и улыбнулась, смиряясь. Нежить же, с мозгами явно проблемы: – Ладно, пусть будет птаха.

Джек потоптался обреченно рядом и вновь направился к ведрам – вода сама себя не принесет.

Сэм, принимаясь за иглу, пробормотала, устав бороться с собой и своей совестью:

– Знаете, парни… Говорят, что люди не имеют цены. Их нельзя продавать, их нельзя оценивать как товар. Только судить по поступкам их – или как там говорят?

Джек замер у двери, бесшумно закрывая её, чтобы не выпускать тепло. Чуть настороженно повернул голову в сторону Сэм.

– Только это все чушь! В этом мире у всех есть цена. Во всяком случае у тех, кто тут в зоне. Ты, Птица, стоишь порядка десяти тысяч кредитов. Медальон и сведения о месте твоего упокоения. Ты, Ливень, стоишь сто тысяч. – Она подняла на синюшного глаза: – да-да, тебя хорошо оценили. Видать, чем-то дорог львиному клану – именно они столько предлагают в качестве премии за твое упокоение. Только предоставить надо медальон и череп.

Джек подобрался весь, словно собирался броситься на неё – это было заметно: чуть подалась назад правая нога, напряглись плечи и руки, прищурились глаза. Он знал о цене Ливня. Знал и, кажется, проверял сейчас Сэм.

Она вздохнула и призналась:

– Только, парни, я сто́ю дороже вас всех, вместе взятых. Крайняя, как говорят суеверные ловцы, и отнюдь не последняя моя цена на аукционе была порядка пятисот тысяч. Сейчас моя цена явно подросла – тогда многих покупателей не устраивал мой возраст. Сейчас я сто́ю дороже. Вот так-то. – она криво улыбнулась и туго затянула узелок на груди синюшного, слишком туго, потому что пальцы все же подрагивали. Думать о синюшном, как о Ливне, было больно – сто тысяч, еть! Сто тысяч…

Синюшный внезапно положил ей свою руку на плечо и чуть сжал. Когти больно царапнули, и рука Сэм вновь дернулась – отчаянно хотелось выхватить кинжал. Не только нежити сложно в её присутствии. Самой Сэм тяжело, она доверяла только Джеку. И тогда только умудрилась…

Синюшный безропотно стащил с себя медальон и протянул Сэм. Та фыркнула:

– Череп тоже вынешь? Без него ты не котируешься, Ливень. Вот так-то. Решительно рекомендую не поворачиваться ко мне спиной – ты оркски соблазнительный трофей, Джеймс Картер. Я могу не удержаться – совесть у меня крайне пластичная.

Она отрезала ножницами нитку и повернулась к синюшному спиной, убирая иглы и катушки ниток. На сегодня она устала быть швеей. Охотник из неё не удался. А уж мать – вообще никак. Она прикусила губу – настоящая мать не сомневалась бы, все бы сделала для ребенка. Подумаешь, упокоить друга нежити.