Книга Он, Она и Париж, страница 8 – Дмитрий Силлов

— И как? — с придыханием спрашиваю я.

Вик глубоко затягивается, округляет губы, выплевывает в форточку плотное кольцо дыма, и улыбается.

— Как шоколадка, упакованная в два презерватива. Вроде и ничего с виду, но вкуса никакого, да и толку ноль. После таких ночей начинаешь всерьез задумываться о семье, детях и волосатом муже. Минут эдак на двадцать.

Мы смеемся, хотя мой смех неискренен — так, чисто подругу поддержать. Для меня семья — тема священная, а дети — запретная. После того, как…

— А у тебя что новенького? — интересуется Вик.

— У меня всё по старенькому, — вздыхаю я.

— Это и хорошо, — кивает Вик. — Меньше головной боли и работы венерологам. Хотя иногда можно было бы и встряхнуться… Ты это чего удумала, подруга?

— Хочу сфотографировать твою довольную моську, — говорю я, отставляя в сторону чашку. Тянусь к своему рюкзачку и достаю из него компактный фотоаппарат, который в умелых руках может очень многое. Мои еще далеко не самые умелые, но я работаю над этим.

— Блин, у меня косметика поехавшая, надо оно тебе, — ворчит Вик, туша сигарету в пепельнице и расстегивая ворот халата еще на одну пуговицу — понятно зачем.

— Всё вываливать не обязательно, — подкалываю я, ловя в видоискатель наиболее удачный ракурс. Это как на охоте. Не успел поймать кадр — и всё. Он улетел, и больше не вернется. Хороший фотограф это прежде всего ловец, и уже потом технарь, умеющий хорошо работать с корректирующими программами. И чем лучше чутье на кадр у охотника, тем весомее будет добыча.

Вик моя постоянная бесплатная модель. Я знаю, ей нравится, когда я ее снимаю. Фото человека, которому не наплевать на тебя, это как прикосновение невидимыми пальцами. Чужие могут дотронуться до тебя грубо, навязчиво, неприятно. Вик же говорит, что я делаю это нежно, оттого и на снимках она получается лучше, чем выглядит в жизни.

Не знаю, ей виднее конечно. Я к своим работам отношусь критично. Ведь если тебе в твоем творчестве начинает нравиться всё, что ты делаешь, это верный путь к почиванию на лаврах, которые имеют свойство гнить под лежащим на них телом. И однажды то тело неизбежно и больно рухнет со своего трухлявого пьедестала.

Лучи солнца, пробив стекло окна, проникают в волосы Вик, играют с ними. Это красиво, словно свет вдруг обрел плоть и решил погладить девичье лицо своими мягкими ладонями. Я прямо увидела это фото, и даже подпись промелькнула: «нежность солнца» — но тут Вик немного повернула голову, и очарование исчезло. Просто красивая девушка смотрит на стену, пытаясь что-то довольно неестественно из себя изобразить. Всё. Кадр упущен. Я щелкаю пару раз, чисто чтоб оправдать расстегнутую пуговицу халата, и убираю фотоаппарат обратно в рюкзачок. Что говорить, мне еще учиться и учиться сложному искусству ловить ускользающие мгновения.

— Получилось? — спрашивает Вик.

Я киваю. Когда получается ерунда, про нее тоже можно сказать «получилось». Вик сегодня же забудет о том, что я фотографировала ее в тысячный раз, а я после работы просто сотру отснятое и из памяти фотоаппарата, и из своей. Во всяком случае, постараюсь. Обидно хранить в ней воспоминания о тех вещах, что могли стать чем-то значимым — и не стали по твоей вине.

— Обожаю твои фото, — улыбается Вик, выщелкивая из пачки новую сигарету. — Кстати, о них. Помнишь мою постоянную клиентку, брюнетку с короткой стрижкой и кривой татухой на шее?