Онлайн книга «Просто о любви»
Обязательно, а как же! И спасут, и вылечат, и по головке погладят, пожалеют, сопли вытрут, и пожурят за что положено, и совет дадут, и всех ее врагов накажут! Как же ей повезло! И она, ощущая себя маленькой девочкой, защищенной любящими взрослыми, и размазывая кулаком слезы по щекам, пошла, надежно обнятая теткиной рукой за плечи, в комнату за круглый стол — заедать беду вкусностями, запивать горячим чаем, жаловаться и ждать обещания, что всенепременно все будет хорошо! Месяца через два после того, как Стаська пошла в первый класс, сбылись все теткины пророчества, предрекаемые в день присвоения племяннице имени, — ее стали дразнить! В основном мальчишки, и особенно старались трое. Стася терпела, плакала по-тихому, чтобы бабушка не услышала, жаловалась учительнице, вступала в переговоры, увещевая дразнящих: «Я же вас не обзываю!» Домашние не замечали детских мытарств. Бабушка уставала сильно, тяжело ей было с маленькой внучкой, особенно после смерти дедушки. Родителей никогда не было, они гастролировали, а когда случались дома, работали — занимались музыкой. Так все и продолжалось, пока не пришла навестить родных Сима, жившая отдельно со вторым, еще не эмигрировавшим мужем. Она присмотрелась к печальной Стаське, порасспросила про школу, уроки, а когда сели пить чай, стала допытываться у бабушки: — Мам, а что со Славой? — Да все нормально! — удивилась та вопросу. — Здорова. Учится. Говорит, что ей нравится. Княгинюшка промолчала, допила чай и, взяв Стаську за ручку, отвела ее в дальнюю комнату. Села на диван, поставила перед собой ребенка и приступила к опросу: — Давай, Слава, признавайся, что у тебя случилось? Стаська отвернулась от теткиного требовательного взгляда и стала всхлипывать. — Та-ак! Понятно, тебя в школе дразнят! — догадалась Сима — Да? Стаська кивнула и пустила одинокую слезу. — Не бьют? Не обижают? Только дразнят? — выясняла подробности Серафима. Стаська снова кивнула и выдала порцию слез, готовясь всерьез разрыдаться. — Ну а ты что? — Я Наталье Алексеевне пожаловалась, — призналась девочка, — а она сказала: «Не обращай внимания, они и сами отстанут!» — Хороший совет, но не продуктивный, так можно ждать до десятого класса. И все, больше ты мер никаких не предпринимала? — Я им говорила, чтоб перестали, я же их не трогаю и не обзываю. — Как я понимаю, призыв остался безответным, — задумчиво констатировала Сима. Стася тяжко вздохнула и снова кивнула, подтверждая предположение. — А как именно дразнят? — «Стасик пошли в футбол играть!», «Славик юбку надел», «Стасик, мальчик в бантах» и еще по-всякому. — Понятно. Вот что мы сделаем! — И она дала подробнейшую инструкцию. Потренировала, показала, как правильно вести себя и что говорить. На следующее утро, придя в класс, Стася стала вынимать из портфельчика пенал, тетрадки и аккуратно раскладывать на углу парты. Тут к ней подскочил самый противный, самый главный ее обидчик Лешка Мишин и, скинув ее тетрадки на пол, громко обозвал: — Стасик-дурасик! Мальчик в юбке! Стася его оттолкнула, подняла свои тетрадки, положила на парту, старательно, как учила Сима, сложила кулачок, шагнула к Лешке и молча, без предисловий, со всей силы вмазала ему в переносицу! Пребольно! Ее кулачку тоже досталось! Но не так, как Лешкиному носу! Повернулась к замолчавшему от потрясения классу и спокойно поинтересовалась: — Есть еще желающие обзываться? — и шагнула ко второму своему обидчику. — Может, ты? — Не-е-ет! — отказался от претензий к ее имени перепуганный до белизны мальчонка. — Я больше не буду, Стася! — Тогда, может, ты? — перекрикивая вопли Мишина, громко спросила разбушевавшаяся Фемида, шагнув к третьему участнику гонений. — Нет! Нет! — завопил он и заелозил под партой ногами. — Я не буду! Я тоже не буду больше! — Хорошо! — сказала девочка и спокойно уселась на свое место за партой готовится к уроку, не обращая внимание на воцарившийся в классе переполох. А переполох был совсем не шуточный! Лешка Мишин орал дурным голосом, двумя ладошками держась за нос, из-под пальцев по губам и подбородку текла кровь, девочки визжали, мальчишки сидели молча, потрясенные до глубины детской души. И тут вошла Наталья Алексеевна. — О боже! Что случилось?! — перепугалась молоденькая учительница. — Леша, что с тобой? Ты упал? Ударился? — М-м-м! — замычал Лешка и замотал головой. — Тебя ударили? — Да-а-а! — сквозь слезы и кровавую юшку пожаловался мальчонка. — Кто? Кто его ударил?! — громко спросила у детей учительница. И весь класс, с легкой душой, в едином порыве сдал Стаську. Стаську подвергли допросу, но она молчала по-партизански, не отвечая на один и тот же вопрос взрослых. Сначала учительницы и по возрастающей — завуча и директора, четко следуя инструкциям тетушки. Станиславу Игнатову отправили домой под конвоем Натальи Алексеевны, лично передавшей «преступницу» с рук на руки бабушке, а также требования директора завтра же родителям явиться в школу! Вместо гастролирующих по обыкновению родителей, в школу пришла Сима, ожидавшая этого своего театрального выхода на сцену. Одетая по высшему разряду — на каблуках, при царственной прическе, в костюме госчиновницы высшего эшелона. Держа Стаську за ручку, Серафима прямиком проследовала в кабинет директора. Постучала и сразу вошла, представилась, села, не дожидаясь приглашения, поставила возле себя сбоку Стаську и потребовала привести для выяснения происшествия пострадавшего мальчика и учительницу. Требование перевыполнили, потому что пострадавший Лешка Мишин с мамой и папой дожидались торжества справедливости и сурового наказания виновной с самого утра. Когда все заинтересованные стороны собрались, Серафима, не дав никому слова, перехватила инициативу по проведению собрания и предложила высказать претензии. — Ваша девочка избила моего сына! — воинственно обвинила Лешина мама. — Как? — спокойно спросила княгинюшка. — Подошла и ударила кулаком в нос! — возмущенно вступила директорша, чувствуя, что теряет председательские функции. — Кто это видел? — тем же невозмутимым тоном вела допрос Сима. — Дети! — подключилась к обвинению Наталья Алексеевна. — Дети… — повторила Сима. — А кто из преподавателей, взрослых видел? — В тот момент там были только дети! — не убрав обвинительных ноток из голоса, недовольно сказала учительница. |