Онлайн книга «Я подарю тебе любовь»
меня же сын есть, он с мамой моей живет, — улыбалась щербатым ртом Верка. Лена смотрела на нее, вдруг осознав, что, собственно, она делает и к чему это может привести, смотрела, как Верка воодушевилась, радовалась идеям новой жизни, и это ее «с мамой живет»! — Я вот жизнь налажу, — продолжала планирование будущего Верка, — и заберу его к себе! А Ленке плохо становилось от рассуждений этих, от упоминания Васьки, от Верки и от самой себя. — Как его зовут? — спросила Лена холодным тоном. — Его? — переспросила Верка и задумалась ненадолго. — Васей! Точно, Васей! Уже большой, восемь лет! «Восемь лет!» — повторила про себя Лена. Встала и ушла. Больше она ее не навещала. С врачом побеседовала еще раз, но вела совсем другие разговоры на этот раз: — Вы делаете ей то, о чем мы говорили? Новые лекарства, методики? — Нет, голубушка, пока не делаем. — И не надо. Не делайте. Когда ее можно выписывать? — Да хоть сегодня. Елена Алексеевна, я повторюсь: Вера пить не бросит, но и не отказываюсь, лечить мы ее продолжим. — Лечите, — твердо сказала Ленка. На следующий день, когда с помощью вмешательства Забарина она получила документы и стала официальным опекуном Васьки, Лена забрала Верку из диспансера, где та пролежала сорок пять дней. Привезла в чистую отремонтированную квартиру, показала, где что лежит и находится. Верка все ходила, завороженно оглядывая свои хоромы, ахала. — Да я теперь невеста при квартире, и какой! Ой, спасибо тебе! Лена ее за руку отвела в училище, представила директору — с завтрашнего дня у Верки начиналась трудовая деятельность. Лена одна, без Верки, сходила в магазин, купила продуктов из расчета на две недели до первого аванса, загрузила холодильник. — Ну что, Вера, начинается твоя новая жизнь, — строго сказала Лена. — Да, хорошая будет жизнь! — улыбалась Верка. — Хорошая, — тем же строгим тоном. — Ты ложись сейчас спать, я тебе будильник маленький купила, поставила на нужное время, тебе завтра на работу. А мне пора уезжать. — Насовсем? — как Васька тогда спросила его мать. — Насовсем, — твердо ответила Лена. — А сегодня мне позвонили и сказали, что она умерла, — сказала Лена тем же пугающим монотонным, хриплым, чужим голосом, глядя на Дениса, — выпила паленой водки, смогла только дверь входную открыть и из квартиры выползти, и умерла. И тут Ленку прорвало! Она не плакала, громко, обвиняюще признавалась, постукивая себя ребром ладони в грудь, утверждая и усиливая этим жестом свою вину: — Я тоже виновата в ее смерти! Я тогда испугалась! Испугалась, что она может вылечиться, перестанет пить и начнет делить со мной Ваську! Или совсем отберет его у меня! Когда мне врач говорил, что она никогда не бросит пить, я облегчение испытала! Я бросила ее там! Подобрала, как щенка больного, подлечила и выбросила! Себе совесть очищала, ремонт сделала, работу нашла, чтобы перед собой стыдно не было! Я ее там бросила и ни разу не поинтересовалась, как она живет после этого! Она же, как Васька, никому не нужна была! Вообще! Она ж молодая девка, ей же всего двадцать девять лет! Я могла бы забрать ее в Москву, присматривала бы за ней и не дала бы пить! Она бы с Васькой рядом была, он же ее сын и любит ее, наверное! Я виновата в ее смерти! Понимаешь? Денис в один стремительный рывок оказался рядом, обнял, сильно прижал ее голову к плечу и гладил, гладил. — Тс, тс! Тихо, тихо! — уговаривал он, поглаживая и поглаживая Лену по голове, поцеловал в пробор в волосах, успокаивая, и снова поглаживал. — Ты ничего не могла бы сделать! — Могла! — глухо в его плечо возразила она, дернулась высвободиться, что-то доказывать, обличать себя. — Тихо, тихо! — не пустил ее Денис. — Нет, Леночка, не могла. Испоганила бы свою и Васькину жизнь, забрав ее в Москву. — Я бы не дала ей пить! — Ты бы не смогла, никто бы не смог, а она не хотела. Она бы пила и шантажировала тебя сыном, и втянула бы вас в свою грязь. Ты дала ей шанс, дальше был ее выбор. Нет никакой твоей вины, ни в чем! — Откуда ты знаешь? — чуть тише спросила Лена. — Знаю! — твердо, убежденно ответил Денис. Ленка откинула голову от его плеча, посмотрела внимательно и поверила этой его твердой убежденности. — А говоришь, что словами не умеешь. — Она попыталась улыбнуться. У нее не получилось улыбаться, закружилась голова, ноги ослабли. — Что-то мне нехорошо… Денис быстренько усадил Ленку на стул, тревожно всматриваясь в выражение ее лица. — Это ничего, — успокаивал он. — Ты перенервничала да еще покурила. Горячий сладкий чай поможет. — Давай, — согласилась она, но рук его не отпускала, держалась, как за спасение. — Я быстро, Леночка, — осторожно высвобождая руки, пообещал Денис. — Да. — Она отпустила его. Облокотилась о столешницу, положив голову на ладонь. Она была пустая внутри, как высохший орех-обманщик, — скорлупа твердая, а внутри почерневшее высохшее ядро, и никаких сил у нее не было — усохли, как то ядро. А надо уезжать, попрощаться и уезжать. Все. Денис подтянул второй стул, сел совсем близко, не обнял, положил руку на спинку ее стула, протянул чашку с чаем: — Попей, тебе легче станет. Лена взяла чашку двумя руками и, стараясь не смотреть на Дениса, начала пить маленькими глоточками. Долго пила. В обоюдном молчании, почти все выпила, зажав чашку между ладонями, смотрела в нее. — Я должна была рассказать тебе раньше. Сразу, как почувствовала, что увлекаюсь тобой. Ну во-о-от, рассказала, — поставила чашку на стол и решительно посмотрела Арбенину в глаза. — Нам трудно будет теперь работать, но уж, раз взялись, надо доделать. Ограничимся деловыми встречами, и я постараюсь закончить все, как можно быстрей. — Почему? — спросил Арбенин своим коронным непонятным тоном. — Потому что серьезные отношения со мной, как ты теперь знаешь, невозможны. — Почему? — повторил он вопрос. — Потому что у меня сын бывший беспризорник, а я расчетливая стерва, которая знала прекрасно, что оставляет его мать спиваться и подыхать! — Повысила голос от необходимости еще что-то объяснять, к чему он ее понуждал: — Все, Денис, хватит с меня на сегодня душевной хирургии! Не надо заставлять меня объяснять очевидное! Все! Мне надо ехать! — Нет! — сказал он, как приказ отдал. — Поедем завтра утром! — Денис! — потребовала прекращения всего Ленка. |