Книга Вкусно – Кусь или Попаданка с пирогами, страница 7 – Тиро Томое

— Перемещения, — поправила секретаря. — Переселение это когда ты долго собираешься, а потом переезжаешь. А тут пространственное перемещение... ещё и без спроса и моего согласия.

— Перемещения. Получите бумаги. Вам положено жилье. Адрес в прибывном листе. Всего доброго и добро пожаловать!

Филиппе протянул мне три листа бумаги, вяло улыбнулся и напрочь позабыл о моей персоне. Он вынул из груды бумаг на столе один лист и неподвижно уставился на него. Жду, смотрю на крючкотворца и понимаю, что он уснул! Ей, богу! Спит! Ещё и похрапывать начал!

Поворачиваюсь к соседнему столу. Там сидит староста и набивает трубку табаком. Вопросительно смотрю на него. Бесполезно. Развесил седые усы, длинные и лохматые, как у Будённого, только седые, и совершенно не испытывает желания со мной говорить. Кунжут прелый, как будто в паспортный пришла.

Заглядываю в первый лист... и понимаю, что там написано! Моё имя /фамилия, правда с ошибками «Свитлана», время прибытия, род будущих занятий – кухарка! Кухарка, ёшки-матрёшки! Вот, прямо обидно стало! Какая я тебе «кухарка», басурманин? Я бизнеследи, я шеф-повар, я фея домашней кухни! Тьфу, необразованный...

Вздыхаю, засовываю бумаги в сумочку-авоську, подхватываю сумку со специями, зову за собой Алиску и мы выходим на улицу.

Шумная городская площадь, пыльная и жаркая, полна народу. Дамочки в интересных платьях, похожих на немецкие наряды под названием «дирндиль»(баварский национальный костюм, в них щеголяют девушки-официантки на пивном фестивале Октоберфест).

Кавалеры в ярких жилетах, цветных шляпах с перьями, безукоризненно чистых рубахах и сапогах. Только штаны смешные – широкие штанины заправлены в начищенные голенища сапог, а сверху утянуты поясами.

Некоторые модники понавешали на пояса колокольца и теперь ходят, звенят бубенцами.

Слышу рядом тоненький плач. Оборачиваюсь – Алиска ревёт. Уселась прямо в пыль и ревёт, слёзы льются ручьём, стекают по щекам, а она их даже не вытирает. Елки моталки, а тут-то что?

Ставлю на землю сумку со специями, будь она неладна, вытаскиваю из сумочки влажные салфетки и присаживаюсь на корточки возле ревущей сиротки. Вытираю ей слёзы-сопли, и спрашиваю:

— Ты чего, Алиска? Не хочешь со мной идти?

— Ха-а-чу-у-у, —завывает во весь голос девчонка.

— Тогда чего рыдаешь?

— Староста золотой не отда-а-а-ал!

Золотой! Тьфу ты, а про денюшки, честно заработанные Алиской, я и забыла!

Ах ты, скопидом вислоусый! Сиротку обижаешь?! Ну, тебе кранты теперь! Чувствую, как звереть начинаю, аж руки затряслись от злости. Ладно на меня редиску забил, но ребёнка обижать?! Это уже за гранью... Не позволю!

— Сиди тут. Я сейчас!

Сую в руки Алиске свою сумочку и вихрем взлетаю по ветхим ступенькам в избу старосты, рывком распахиваю дверь и с порога начинаю вопить:

— Староста, ишак ты бельгийский, ты почему девчонке золотой не отдал?

Голос у меня громкий, командирский, даром, что ростом не вышла – всего то метр шестьдесят в прыжке и с кепкой. Зато характер боевой.

Староста от неожиданности аж под стол свалился. Гляжу я и вижу – они с Филиппе, с этим блёклым одуванчиком, денежки делят. Кучку золотых кругляшей на две маленьких раскладывают. Ах вы, бюрократы! Так вы ещё и казнокрады!

— Ах вы, ироды! – ору, а сама думаю, чем бы запустит в них. Как назло всё убранство избы: две скамьи дубовых, да два стола... а, ещё два табурета. С одного сейчас староста свалился, а на втором Филипе сидит, глазёнками лупает. – Детей малых обираете... совести у вас нет, лишайники зелёные!