Книга Присяга фортуны, страница 46 – К. Дж. Саттон

– Может, перестанешь хныкать? Тут некоторые спать пытаются.

Голос шел отовсюду, эхом отдаваясь от холодных влажных стен. Я вздрогнула. Боль молнией прострелила тело, и я не сразу смогла заговорить.

– Кто ты? – проскрипела я.

– Очередная дура, которую бросили сюда и забыли, – ответил голос. «Женщина», – подумала я.

Это заставило задуматься, кто еще томится в этих камерах. Но если здесь и находились другие, они мертвы или спят – единственным звуком оставалось потрескивание жалкого факела. Я прижалась головой к камню, борясь с головокружением.

– В чем твое преступление?

Незнакомка вздохнула.

– Я поклялась в верности королю, а затем попыталась его убить.

– Но я думала, фейри не могут лгать, – прошептала я. Мысли понеслись в голове.

Я услышала насмешливое хмыканье.

– Несчастное глупое создание. Конечно, могут. Мы лжем обо всем. Этим сказкам уже тысяча лет. Какой-то фейри решил, что нам на руку, если все будут уверены, что нам можно доверять.

Это откровение оказалось слишком масштабным и угнетающим, чтобы я смогла задуматься о его последствиях. По краям зрения снова сгустилась тьма.

И я подчинилась ей, сидя в луже собственной крови, одетая в изодранное платье фейри.

Оказавшись во сне, я не увидела Оливера.

Я вглядывалась в горизонт в поисках мольберта. Ветер играл моими волосами. Манила широко распахнутая дверь домика неподалеку. Я подхватила подол платья и бросилась бежать, но быстро поняла, что раны не исчезли и во сне – следы от плети начали пульсировать. Я сбавила темп. Высокая трава щекотала колени, а в воздух взлетали бабочки – идиллическая картина. С каждым шагом мне становилось все легче.

У входа я замешкалась. Лампы не горели, Оливер сидел ко мне спиной. Его волосы слабо поблескивали в полутьме. Мольберт стоял у окна, а на полу валялись сорванные цветы, баночки краски и кисти. В углу находился старый проигрыватель. Знакомая мелодия «Лунной реки» плыла сквозь пронизанный солнцем воздух – Оливер полюбил ретромузыку. Мне нравилось слушать проигрыватель из-за потрескивания, которое он издавал, когда пластинка заканчивалась. Это успокаивало.

Я могла бы стоять так часами. Оливер двигал кистью. На холсте только начало вырисовываться изображение, мягкий союз серых и белых линий. Может, облачное небо или холмы, теряющиеся в тумане. Мне хотелось понаблюдать за ним, но меркнущий свет солнца напомнил, что время против нас. Я неохотно шагнула вперед. Половица скрипнула, и Оливер обернулся. При виде меня он нахмурился и отложил кисть.

– Что случилось? Что это на тебе?

Первым моим порывом было броситься к нему в объятия. Но я вспомнила Коллифа. Церемонию в мрачном лесу, клятвы, которыми мы шепотом обменялись. «Обещаю быть верной».

Может, фейри и предал меня, но это не отменяет моих клятв. Слова отца проросли в меня, будто корни древнего дерева. Мое горло перехватило от сожаления и чувства вины. Я стояла, сжимая и разжимая кулаки. Оливер широкими шагами преодолел разделяющее нас расстояние. Наклонился, чтобы поцеловать меня, но я отвернулась. Его брови сошлись к переносице.

– Фортуна?

Не хотела ему говорить. Не могла. Чувствуя себя трусихой, выдавила слабую улыбку.

– Мне нужно избавиться от этого платья.

Оливер изучающе оглядел меня. К какому бы выводу он ни пришел, решил не давить. По крайней мере, пока. Он повернулся, чтобы убрать принадлежности для рисования. Я направилась к шкафу, пытаясь не показывать, какую боль причиняет каждый шаг. В верхнем ящике хранилась одежда – не знаю, откуда Оливер ее взял. На все мои вопросы он отвечал уклончиво или загадочно улыбался. Я вытащила из ящика легинсы и мягкий свитер. Спустя несколько секунд платье лежало на полу. Свитер скользнул по спине. Я закусила губу, чтобы сдержать вздох.