Книга Эстер. Город под запретом, страница 122 – Майя Олав Глакс

Ева брела вдоль тихих улиц центра Лонде-Бри, где люди чаще перемещались на дорогих эфикарах, чем бродили по тротуарам. Ева то и дело ловила свое изможденное отражение в зеркальных витринах, и вместе с тем словно снимала с себя маску, которую обычно видели все вокруг — роковой красотки, сулящей не только яркие впечатления, но и неизбежную опасность. Такова дорога по тропе Тьмы — соблазнительная, непредсказуемая и всегда в один конец. Последнее чувствовал каждый, и все равно почти никто не отказывался от общества зеленоглазой брюнетки. Одних этот шаг приводил к гибели на садовой арене покойного Вагнера, для других встреча с Рид оборачивалась не менее серьезными проблемами. Такими, которые наверняка возникли теперь у капитана Лазара Фела.

Ева не пропускала ни одного своего отражения по пути домой, словно каждый раз надеясь увидеть в нем что-то новое или давно забытое старое за исчезающей маской, которую можно было снять только в одиночестве. Но в собственных глазах она не находила сожаления, сострадания или сомнений. Все, что могла разглядеть шпионка — это потускневшие глаза. Словно внутри нее не было ничего, кроме бездонной пустоты.

Ева выматывала себя до изнеможения после каждого задания и все чаще понимала, что маска, которую она носила — единственное, что от нее осталось.

Дом Евы виднелся в конце вычурной улицы с ровно подстриженными газонами и эфирными фонарями, с таким манящим уютным свечением. Находясь на окраине одного из внешних колец центрального острова Лонде-Бри, двухэтажный коттедж был тем немногим, что досталось Рид от родителей прежде, чем они попали в немилость новой власти Амхельна. Равен постоянно грозился расправой над ними, и именно за это Ева цеплялась, договариваясь со своей совестью, когда выполняла очередное задание для Советника. Достижения работали не только на ее собственную репутацию в кругах адептов Тьмы, но и на то, чтобы сохранить жизни матери с отцом. Хоть Льюис Рид такую жизнь и за жизнь-то не считал.

Помимо стопки ежедневных газет на пороге дома лежала красная роза, еще не высохшая, но уже увядшая. Кто-то оставил ее здесь несколько дней назад, когда хозяйка отбыла в Клеменс. Здесь не было ни записки, ни других опознавательных знаков. Но Рид хорошо знала, кто мог оставить ее здесь и довольно улыбнулась.

Переступив порог пустого, погруженного во мрак дома, Ева по привычке замерла возле высокого зеркала в просторной гостиной. Она вообще редко здесь бывала, и обычно, едва вернувшись в квартиру, открывала портал к родителям. Но, вспомнив их последнюю встречу, Ева быстро прошла мимо. В конце концов, нынешнее расположение Галбрейта играло в ее пользу, значит, и Мелиссе с Льюисом Ридом ничего не угрожало, а без очередной перепалки их дочь как-нибудь справится.

Так и не удосужившись зажечь в доме свет или отдернуть шторы, Ева отмела мысль, что в этой привычке схожа с родителями, которые точно также сидели во мраке, будто защищаясь от внешнего мира.

Ева безразлично выбросила розу в корзину, по пути на второй этаж включила аудиограф с расслабляющей музыкой и закрылась в ванной на несколько часов.

Она снова застыла возле зеркала, скинув с себя кожаную куртку, и провела пальцами по ключице, там, где остались шрамы от пыток Равена. Обычно Рид предпочитала избавляться от них, чтобы всегда выглядеть идеально и не вызывать лишних подозрений у своих жертв. Но именно эти раны Ева хотела оставить, как знак своей ненависти.