Книга Змеиная королева, страница 215 – Анна Одувалова

До сих пор не верилось, что Ян отказался от своей мечты, чтобы спасти мою жизнь. Я боялась предположить, что это значит, и точно не хотела его об этом спрашивать.

Но когда парень поднялся и молча ушел от костра, растворившись в темноте, я поняла: больше так продолжаться не может. Нам необходимо поговорить. Мне не хотелось ощущать холодную пустоту и недосказанность.

Осторожно, стараясь не разбудить, я выскользнула из-под руки Влада и отправилась следом за Яном.

Он стоял ко мне спиной, облокотившись на одну из каменных колонн, и смотрел на черную гладь подземного озера.

– Ты знаешь, чем опасно перерождение? – не поворачиваясь, спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Тем, что ты медленно и верно утрачиваешь человеческий облик. Теряешь то, что называют духовностью. Кто-то с легкостью расстается с ней, как с ненужным грузом, кто-то цепляется всеми силами, не понимая, что бесполезно сопротивляться, но итог один. Сначала ты просто осознаешь, что стал умнее и сильнее большинства, а потом «умнее и сильнее» меняется на «лучше». Вроде бы невелика разница. На первый взгляд. Но это первый шаг на пути в бездну…

– Не думаю, что ты прав, – осторожно заметила я, мысленно отмечая, что сама в себе подобных изменений пока не вижу.

– Конечно. – Ян невесело усмехнулся. – Когда-то давно я тоже не верил, что со мной случится подобное! Это совершенно нормально, изменения происходят незаметно. Ты уже теряешь некоторых друзей, правда ведь? Со многими ли ты общаешься из прошлой, человеческой жизни? А сколько в твоем окружении людей?

Я потрясенно молчала. Ян, как всегда, нашел мою ахиллесову пяту. Он был на сто процентов прав и снова заставлял меня испытывать противоречивые чувства. Разговор опять пошел совсем не по тому пути, которого я хотела.

Парень, видимо, заметил мою растерянность и решил не развивать тему изменений моего характера, а продолжил говорить о себе.

– Я не сразу изменился. – Он невесело усмехнулся. – Просто век за веком становился циничнее, разучился любить, перестал сочувствовать. Ты знаешь, я все еще могу рассуждать о красоте восходов и закатов, могу восторгаться произведениями искусства, но уже не вижу и не ощущаю их красоты. Я не понимаю, что в них такого, от чего у других замирает сердце. Мне все равно. Даже танец не приносит удовольствия – он лишь набор хорошо выверенных, отточенных тысячелетиями движений, которые заставляют замирать в восхищении остальных, но не меня. Это печально и страшно, Алина. В душе или ее подобии остался лишь рационализм. Все сводится к выгоде и удобству. Я думал, что во мне жило одно настоящее человеческое чувство: сожаление. Я желал исправить допущенную ошибку, и это желание делало меня небезразличным. Именно его я слепо принимал за духовность. Думал, оно заставляет меня сохранять в своем сердце то, что я так ценил при жизни. И только сейчас я понял… Именно эта слепая жажда во что бы то ни стало исправить допущенную ошибку сделала меня тем, кем я являюсь сейчас: бездушным, эгоистичным монстром… Каков парадокс. Но когда у меня была жажда мести, я видел в своем существовании хоть какой-то смысл. Сейчас, боюсь, не осталось даже его. Я не понимаю, зачем мне нужно это подобие жизни? Я видел все, испытал все доступные наслаждения и эмоции. Теперь я лишь бездушная оболочка.