Книга Потерянная душа, страница 91 – Марина Ефиминюк

— Ну, имя-то свое я помню, — неловко пошутила Настя и, наплевав на макияж, громко отхлебнула холодный чай. — Вас я тоже помню, мы встречались в прошлом году, когда я давала интервью для вашего телеканала.

— Вы беседовали с моей коллегой, — покачав головой, аккуратно поправила журналистка. Настасью приперли к стенке! И как она умудрилась попасть в столь скверную историю?!

Взгляды противниц скрестились. Певица молчала, собираясь с мыслями. Журналистка не торопила, давала взвесить каждое слово. Незачем спешить, когда грешник загнан в конфессионал и готов исповедоваться.

— Когда я очнулась от комы, то была дезориентирована и раздавлена, — после долгих раздумий произнесла Настя. — Я не помнила даже своей матери и сестры, посчитала их за чужих людей. Но мне повезло, я не разучилась писать или читать.

— Но в статье говорилось, что вы больше не поете, — заметила собеседница, — разве это не трагедия?

— Трагедия? — Настя не удержалась от улыбки, и, наверное, за время, проведенное в кафе перед камерой, она впервые улыбнулась искренне. — Трагедия — это проснуться и понять, что онемела. К счастью, я по-прежнему умею говорить, а значит, и петь. Я не хочу петь, потому что мне хочется кричать.

— И сейчас вы кричите?

— Жизнь — это дом из хрупкого стекла, которое крошится под пальцами при любом неосторожном касании. Так вот, потерять память сродни тому, как войти в стеклянный дом и начать размахивать железной палкой. Ты рушишь ломкие стены вокруг себя и даже не догадываешься, какая из этих самых стен — несущая. Ты не знаешь, если что-то сломаешь сейчас, то устоит ли стеклянный дом, не похоронишь ли ты себя под его кусками? И, поверьте, я уже достаточно сломала стен, чтобы теперь до хрипоты кричать над их осколками.

Некоторое время женщины смотрели глаза в глаза.

— Давайте на этом закончим, — с нейтральной улыбкой предложила певица. Она понимала, что, подтвердив слухи о болезни, возвела курок у своего виска.

Катерина всегда считала продюсерский кабинет, завешенный дисками и портретами Анастасии, безвкусным и претенциозным. Артемий искренне полагал, будто награды принадлежат исключительно ему — ловкачу, превратившему талантливую девочку из провинции во всенародную любимицу. Но больше всего Катя ненавидела картонную фигуру, стоящую в углу. Такие ростовые куклы год назад изготовили для рекламной акции в музыкальных магазинах, и все фанаты могли беспрепятственно фотографироваться с Анастасией Соловей. Артемий же использовал фигуру вместо вешалки для пиджака.

Сейчас, выпрямившись в кресле, женщина смотрела на продюсера и мечтала швырнуть в подлеца чашку с холодным чаем, принесенным его глупенькой секретаршей. Стараясь сохранять хотя бы видимость цивилизованности, Катерина скрестила руки на груди и из последних сил держала себя на месте.

— Мне кажется, я что-то недопоняла, — прочистив горло, произнесла она, хотя прекрасно расслышала его предложение. Уметь не только слушать, но и слышать, было частью ее работы.

— Самое время сделать перерыв. Настя хотела подумать о будущем, отдохнуть — случай самый подходящий. — Артемий положил в рот круглую шоколадную конфету и сладко причмокнул губами.

— То есть ты хочешь сказать, что не собираешься прекращать дурдом, который сейчас творится в прессе? — тонким высоким голосом переспросила личная помощница певицы. — С самого утра, Настю поливают грязью на разные лады, а ты просто сидишь, сложив руки?! Ты хотя бы представляешь, какой урон ее имиджу нанесет этот скандал?