Книга Пропавшая невеста 2, страница 121 – Полина Верховцева

— Я прощен? — можно было и не спрашивать, но ему хотелось услышать это от нее.

— Не знаю.

— Врешь?

— Не знаю.

— Врешь, — уже убежденно, растягивая это слово, пробуя его на вкус, — ты же знаешь, что за вранье я наказываю.

— Наказывай, — ее сердце гремело где-то в горле, — я жду.

В синих глазах пылал такой же пожар, как и в янтаре.

Они сорвались одновременно. Голодные и жадные друг до друга, наконец, освободившиеся от оков, которые тянули в бездну. Не было больше ни Тианы с ее приворотами, ни Берты с черным голосом, нашептывающей злые слова. Не было обид и непонимания. Остались только они и их обнаженные чувства.

Конечно, простила. И он простил. Ошибки были у обоих, но жизнь на этом не заканчивалась.

— Люблю тебя, — шептала она, как заведенная, когда он покрывал быстрыми поцелуями ее лицо, — так сильно люблю.

Вместо ответа зарычал. По-звериному глухо, нетерпеливо. Чувствовать ее рядом было невыносимо мало. Хотелось забрать всю, без остатка. Присвоить и не отпускать. Чтобы его имя никогда не сходило с ее губ, чтобы говорила без остановки о том, что любит, пылала вместе с ним и сгорала дотла.

В ее глазах он видел свое отражение и дурел от эмоций. Своих, ее, их общих. Она больше не закрывалась, не пряталась за отчужденной маской и не сдерживала свои порывы. Набрасывалась на него так же жадно, полностью принимая и безоговорочно впуская в свое сердце.

— Замерзнем, — рассмеялась, когда Брейр швырнул на землю тяжелый, подбитый серым мехом плащ, а потом начал дергать застежки на тяжелой куртке.

— Никогда.

В кхассере было столько огня, что каждое его прикосновение обжигало. На улице лютовал чей-то Сеп-Хатти, закрывая собой темнеющее небо, снежные вихри яростно бились о преграду, но пара в пещере была так поглощена друг другом, что не замечала ничего вокруг.

Прикосновения, которых им было бесконечно мало. Взгляды, наполненные пламенем и страсть. Движения, древние, как сама жизнь. Стоны до хрипоты и красные полосы по спине от ногтей, а потом умиротворение и нежность в объятиях и тихий шепот:

— Я тебя люблю

— Я за тебя умру.

Кхассер оказался прав. Замерзнуть они не могли, их грело пламя, полыхающее в сердцах.

* * *

Когда они спустились в Долину Изгнанников, солнце уже упало за горные хребты и лишь тускло очерчивало их призрачные силуэты.

Морок все так же работал, и на месте монастыря Россы Лениво поблескивала снежная гладь. И лишь проем смотрового окна зиял черным провалом среди холодной белизны. Помогая Доминики забраться внутрь, Брейр с каждым мгновением хмурился все сильнее.

— Что случилось?

— Здесь император.

При упоминании Тхе’Маэса Доминика как всегда вытянулась по струнке. Рядом с ним невольно забываешь о вольностях и превращаешься в скромную, пугливую девушку. Слишком много его было. Слишком сильный. Сильнее любого из кхассеров, и эта мощь давила, даже когда он просто смотрел или улыбался. И линии жизни у него были яркие, прочные как канаты, даже слепили, если смотреть на них слишком долго.

— И Хасс здесь.

— Почему вы враждуете? — шепотом спросила Ника.

— У нас стычка была… Из-за Ким. Не спрашивай. Я там натворил дел и получил заслуженно.

Нике было очень любопытно. Каких таких дел натворил ее кхассер, но спросить не успела, потому что стоило только дойти до лестницы, ведущей вниз, как до них донеслись десятки голосов.