Книга Абсорбент. Маньяк, который меня любил, страница 97 – Оксана Заугольная

Вкуснее. Все досталось им.

Борис встретился им совсем больным и уставшим. Они сразу поняли, что он не отсюда. Он очень много пил. Не то чтобы в городе больше не было тех, кто пил столько же, но они считались совсем опустившимися. Отбросами. Теми, кого не стоит и пытаться чинить. Борис таким не был. Он рассказал им о себе все, но все им вовсе не было интересно.

Им стало интересно про кота. Обычный кот, каких много, полосатый, с тонким длинным хвостом и желтыми глазами. Он жил у Бориса, ловил мышей — они и не знали, что мыши до сих пор иногда живут в домах. Мурлыкал жене Бориса и иногда драл обои. А потом Борис отрубил коту голову. Зачем, поинтересовались они. Борис не знал. Просто почему-то ему захотелось это сделать. А еще у него был топор.

Живи он в большом городе, вот здесь, в Перми, где он оказался на старости лет, его бы уже тогда заметили. Но в маленьком городе это дело житейское, знали ли это они? Нет, не знали. Оказывается, если у тебя есть топор и есть кот, то ничего страшного, если ты рубишь ему голову. Главное, объяснял Борис, не рубить голову чужому коту и делать это так, чтобы не видели дети. Дети — это святое, соглашались они.

Дети не видели, поэтому Борис жил дальше, как жил. Он признался, что удовольствия никакого не получил. Кот маленький, его тщедушное тельце почти не дергалось, голова не покатилась, а крови — крови от курицы и то натекало больше. Они верили Борису, ведь курицам головы он тоже иногда рубил.

А потом он избил жену до полусмерти. Это уже было не очень хорошо, но! И тут Борис поднимал вверх указательный палец. Жена была его — это раз. Не до смерти — это два. И дети не видели? — спросили они. И дети не видели — это три.

Жену Бориса они видели мельком. Усталая, плохо покрашенная блондинка, с выщипанными в ниточку бровями и потертой сумочкой, она тоже была сломанная. Они видели таких. Починить ее можно лишь одним способом — добить до смерти. Но им это было неинтересно — подобной благотворительностью они не занимались.

А потом случился сосед. Сосед был совсем плох. Во-первых, он не бил свою жену и утверждал, будто крики его, Бориса, жены, ему мешают. Во-вторых, он взял у Бориса в долг и не отдал. Или Борис взял у него в долг и не отдал? Борис не помнил. Помнил, что сосед вызывал дикое раздражение, раздражал куда сильнее, чем когда-то кот.

«А еще, — доверительно наклонялся Борис к ним, — он был куда больше и кота, и жены. Его можно было долго бить топором».

Семнадцать. Борису очень нравилось число. И они соглашались: число что надо! Но Борису не повезло, он где-то не рассчитал. Топор был острым, Борис не слишком пьяным. Только сосед был совершенно трезвым и увернулся, а потом побежал. Коту было некуда бежать, а жена никогда не пыталась убегать, покорно закрываясь руками, чтобы было понятнее, куда надо бить. Поэтому Борис сначала растерялся. А потом не догнал. И дверь у соседа была железная, такую не пробьешь даже острым топором, Борис точно знал, он пробовал. И они качали головой, подтверждая, что дело не в топоре. Как можно было так подло сбежать? Бориса тогда повязали и забрали у него топор. А самого вскоре отправили в больницу на принудительное лечение, хотя Борис никак не мог взять в толк, что же не так.

«Может, дело в том, что нас видели дети?» — гадал он, и раз за разом им приходилось подтверждать: да, все дело в этом, и сам Борис вовсе не виноват.