Книга Руки, полные дождя, страница 46 – Мэй

– Из них состоит наша жизнь.

Гадес поймал себя на мысли, что это звучит очень по-человечески. Большинство богов искренне полагали, что они сами вершат судьбу, оставляя веру во всё остальное людям.

Персефона слишком много жизней провела человеком. Став полноценной богиней, она ещё не привыкла. Ещё слишком человечная. И Гадесу это безумно нравилось. Как и всё, что касалось Персефоны.

Он аккуратно взял шарфик из её рук и поднялся:

– Кровь богов смерти разрушает границы мертвецов, любых. Так что не стоит здесь это хранить.

Шарф полетел в огонь, и Гадес наблюдал, как языки пламени взвились вокруг ткани, уничтожая и её, и кровь. Геката взяла мало, это не представляло опасности ни для одной из границ, но Гадесу очень не нравилось то, что происходит.

Он отлично мог представить, как богиня колдовства и теней выходит на свой любимый перекрёсток и совершает некий обряд. У неё имелась сила солнца Амона, которую она использовала, теперь есть кровь бога смерти. Что дальше? И к чему всё это?

Отвернувшись от огня, Гадес почти невольно залюбовался Персефоной. Она вся состояла из колеблющихся теней и отсветов огня. Богиня весны и королева Подземного мира. Она принадлежала этому месту не по крови, но по духу.

Его жена.

Гадес подхватил Персефону на руки, она взвизгнула и рассмеялась. А потом они долго любили друг друга в спальне. Гадес вжимал её тело в кровать, ласкал грудь и зарывался лицом в рыжие волосы, пахнущие луговыми травами. Она стонала ему в губы, что хочет ещё, выгибалась, её пальцы ласкали его тело, а ноготки царапали спину.

Они любили друг друга в отсветах фиолетовых искр за окном.

А потом Гадесу снились медленные, почти торжественные потоки крови с несуществующего над Подземным миром неба.

Гадес всерьёз подумывал, не сделать ли вторую чашку кофе, и покрепче, но потом махнул рукой и решил привести себя в порядок перед днём, полным встреч.

Замок наполняли человеческие души, но их посмертие не походило на ужасы, которые любили описывать античные и тем более средневековые авторы. Гадес читал эти опусы и неизменно посмеивался. Сет ворчал, что всё лучше, чем то, что стали писать и рассказывать о нём.

Души в замке представляли собой то ещё пёстрое сборище. Они выглядели так, как им самим хотелось после смерти, поэтому у кого-то появились копытца, как у сатиров, у других вычурные наряды, в которых с большим трудом угадывались отсылки к каким-то историческим эпохам.

Если Дуат представлял собой бесконечные дороги и движение, поиск если не пути, то самого себя, Подземный мир, скорее, отражал фантазии.

Он тоже изменялся за тысячи и сотни лет, постепенно преображаясь, ведь новые и новые души привносили что-то своё, популярное в ту или иную эпоху. Но так сложилось, что в Подземном мире в основном находились души с условного «запада». Он знал, что восточные люди предпочитали посмертия восточных богов, хотя формально никаких ограничений не существовало. В Дуате вот кого только не было.

Шагая по каменным коридорам, завешанным картинами из разных эпох, Гадес то и дело бросал взгляды в окна. Он боялся заметить росчерки крови, но ничего подобного, конечно, не было.

В Подземном мире не существовало даже осени. Длящееся тёплое межсезонье, полное тёмно-зелёных листьев на деревьях и привычно парящих фиолетовых искр.