Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 57 – Екатерина Ландер

— Опять ты? — сурово прострекотала она, наконец разглядев лицо Лёни. — Я тебе что говорила? Нет их! Никого нет. Так ты теперь, малахольный, в чужие квартиры трезвонишь!

Марго удивленно вскинула брови. Я покосился на Лёню: не перепутал ли чего?

— Я, Валентина Петровна, не по злому умыслу соседей беспокою, — спокойно и даже немного весело объяснил он с театральной напыщенностью. — Я знаю, что Ярослав дома. И он, поверьте, тоже прекрасно знает, когда к нему приходят друзья. Но продолжает прятаться.

— Да как же? — Старушка-соседка широко распахнула блеклые серые глаза. — Если друзья, чего ж прятаться!

— Вы это ему, Валентина Петровна, как-нибудь скажите, — продолжил с задором Лёня, сам тем временем боком протискиваясь в прихожую и оттесняя соседку в коридор. — При встрече, а?

— Так он не выходит, — всплеснула она руками.

Руки были тонкие, костистые, с массивными агатовыми перстнями, увенчивавшими пальцы. Чем-то Горелова напоминала мне престарелую актрису. Или даже тетю Раю. Разве что роскошные кольца плохо вязались с засаленным байковым халатом и растоптанными тапочками.

— Мы здесь именно за тем, чтобы исправить ситуацию! — заверил лаборант.

— А вы… вы кто? — недоверчиво прищурилась старушка.

— Так говорю же — друг его! Ярослава!

— Ах да, точно, друг Яруши… — Госпожа актриса замерла с поднятым пальцем, припоминая. Уличив момент, Лёня схватил за руку Марго и протолкнул ее в коридор перед собой. — Хороший мальчик Яруша…

— Она бывшая учительница русского языка в гимназии. В старости у нее начались проблемы с памятью, — шепнул Лёня, увлекая нас вперед.

Опомнившись, Валентина Петровна засеменила следом:

— Я говорю, порядочный Яруша юноша. Не то что некоторые. Тут недавно один сосед заехал, гопнического вида молодой человек, надо вам сказать, — заговорщицки шепнула она, не обращая внимания, что ее никто не слушает. — Я ему на днях говорю: Сева, от тебя пахнет специями, зачем ты это делаешь, у меня аллергия! Или вот прошу вешать съемный стульчак на гвоздь. Ни в какую! Все ходит ночью мимо моей комнаты, кастрюлями какими-то гремит.

Сумрачный узкий коридор, казалось, тянулся в глубину дома бесконечно. Тусклая лампочка на шнуре бросала желтые отсветы на стены цвета гнилой травы. В душном полумраке пахло пылью, древним деревом, книгами и жареной рыбой. Повсюду были двери: двустворчатые, высокие, как в старинных залах для приема гостей. Паркетное покрытие с выпавшими ячейками и стертым рисунком устилали крошки. Мелкий мусор неприятно скрипел под подошвами. Где-то в сердце дома громко тикали часы.

— И им говорю: вешайте! А им хоть бы хны. Только плакаты свои в туалете могут лепить. Вот что они могут! — не унималась соседка. — А у нас, между прочим, барский этаж. Ба-а-арский! [20] — потрясла она в воздухе кривым пальцем. — А заселяется все какой-то сброд.

У входа на кухню — я понял это по удушливому запаху рыбы, который здесь висел прямо-таки облаком, — Валентина Петровна отстала. Глянула на нас потерянным взглядом, явно забыв, о чем хотела сказать секунду назад, и скрылась внутри.

Лёня с облегчением выдохнул и остановился возле ничем не примечательной бежевой двери.

Правую створку украшал настенный календарь с красной рамкой-бегунком, остановившейся на четвертом февраля. Лёня уверенно сунул руку в нишу за календарем и извлек ключ. Не раздумывая, без стеснения отпер дверь. Из помещения хлынул живительный свет. Лёня вошел в комнату и поманил нас за собой. Мы оказались в просторной не то гостиной, не то библиотеке.