Книга Нитки, деньги, василиск, страница 78 – Саша Блик

— Да вашу же… — выругалась я и из последних сил дёрнула на себя столешницу.

Дерево с плеском упало в ручей, и я тут же поддержала деревянную плиту, не позволяя машинке погрузиться под воду. Зато от резкого движения у меня резко ушла из-под ног опора, и мы с Барсиком, наоборот, нырнули с головой.

Всплыла, отфыркиваясь, и уставилась на берег. Он уже полностью заполнился белёсыми тварями. Они собирались всё плотнее, но в воду войти не решались. Зато медленно двигались вдоль берега следом за мной. По мере того, как меня сносило течением, червивая масса смещалась в ту же сторону, безмолвно копошась и извиваясь.

Я едва не взвыла. Вернуться в Фосс тем же путём больше не представлялось возможным. Даже если твари не полезут в воду, всё равно будут караулить на берегу. И избежать встречи у меня не выйдет.

Ледяная вода стремительно вытягивала из тела тепло. Я держалась за деревянную плиту и гребла к противоположному берегу. Вот вроде бы и узкий ручей. Казалось бы, три гребка — и готово. Только тело почти не слушалось. Не знаю, из-за недостатка сна или из-за яда струпней… Наверное, из-за того и другого одновременно.

Но сдаваться я не собиралась. Толкалась, пиналась, и двигала столешницу к другому берегу. На миг в голове возникла финальная сцена из «Титаника», и я даже немного прониклась драматичностью момента. Если в нашей ситуации Роза — это машинка, а я — Джек, то выжить мне не суждено. Но я спасу любимую.

Да, я бредила. Это очевидно. Тело вновь переставало слушаться. Пальцы болели, губы онемели, ног я уже почти не чувствовала. Но берег был так близко. А на плечах переступал лапками Барсик. И это не позволяло сознанию отключиться.

Спустя вечность я зацепилась непослушной рукой за выступ на берегу. Пальцы другой, казалось, приклеились к столешнице. Рука. Коленка. Оттолкнуться. Перекинуть тело.

Барсик перебрался на берег ещё при первом контакте, и теперь обеспокоенно крутился рядом. Дрожащими руками я подтянула деревянную столешницу и сняла машинку. Хвала небесам, она не намокла!

Сил вытаскивать столешницу уже не осталось, поэтому я просто отпустила её, позволив плыть по течению, и растянулась на земле.

Меня трясло. Я не чувствовала ни рук, не пальцев. А с противоположного берега безмолвно лилось белёсое сияние, источаемое сотнями струпней.

На этой оптимистичной ноте силы меня окончательно оставили. Я с нежностью погладила уцелевшую швейную машинку и прикрыла глаза. Последнее, что я помню — как на груди калачиком свернулось тёплое чешуйчатое тельце, и сквозь марево беспамятства донёсся звук лёгких шагов.

Где-то на первом ярусе…

Вид из окна радовал глаз. Провал уходил вниз на все шесть ярусов, и отсюда было видно, как внизу суетятся людишки.

Вот кто-то из приезжих вышел из ведущего в вокзалу тоннеля и застыл, запрокинув голову. К нему тут же присоединились ещё трое.

Женщина скривилась. Провинциалы раздражали. Приезжали из своих котловин за хорошей жизнью. И считали что одна лишь симпатичная мордашка поможет им прижиться в крупном кратере. А если повезёт, то и замуж выскочить. Непременно за василиска, разумеется. На три года…

Изящные губы изогнулись в усмешке. Нет, три года — это мало. Чудовищно мало для такой, как она. Что такое три года брака? Лишние тридцать лет молодости. Смешно даже. По сравнению с вечной жизнью, когда ты сама можешь выбирать себе судьбу.