Книга И жили они долго и счастливо, страница 64 – Алёна Селютина

– Ну не знаю… – протянула Василиса, вспоминая, как сегодня утром на летучке этот комочек плевался ядом и скреб когтями столешницу.

– О боже, ты что, правда его боишься? – не поверила Настя, и глаза ее при этом смешно округлились, а губы сложились буквой «о». – Ну-ка пошли со мной! – воскликнула она. – Я развею все твои опасения, и заодно отпразднуем твое освобождение из-под власти этого тирана. Рабочий день все равно уже почти закончился. Нет, ну ты бы видела…

И она снова весело рассмеялась, направляясь к выходу. Сама не зная почему, Василиса последовала за ней.

Не то чтобы она очень часто виделась с Настасьей, и уж тем более вряд ли могла назвать ее подругой или даже приятельницей. Жена Сокола была у них кем-то вроде специалиста по связям с общественностью: поддерживала контакты с властями, когда их зоны ответственности пересекались, улаживала сложные ситуации, связанные с сохранением секретности, но куда чаще ездила в командировки в другие отделения Управления, выполняя поручения Баюна. В Конторе она появлялась редко, но всегда ярко, и пропустить ее мог только слепой и глухой. Настасья напоминала Василисе шумную горную реку, полноводную и быструю. Она много улыбалась и много смеялась, много двигалась, и в каждом ее движении чувствовалась любовь к самому движению и к жизни. Ей явно нравились бесконечные командировки, перелеты и поездки, и каждый раз, когда она получала очередное задание, ее глаза загорались в предвкушении. Василиса плохо представляла и понимала, каково это – постоянно пропадать где-то, пока твой муж дома. Покидать дом было прерогативой мужчин, ждать – женщин. Она в очередной раз убедилась, что этот странный мир жил по странным правилам. Но ведь Сокол и Настя пришли сюда из Тридевятого… Однако Варвара говорила, что Настя замужем за Соколом сорок четыре года, а это заслуживало хотя бы уважения и признания того, что эти двое вполне способны самостоятельно разобраться в своей семейной жизни.

Настасья была женщиной очень красивой и ухоженной, было видно, что она себя балует. Карие глаза лучились теплом, короткие черные волосы, едва прикрывавшие шею, напоминали Василисе бархат. Настя никогда их не заплетала, могла разве что собрать в хвост, чтобы не мешали. Джинсы и брюки она надевала чаще, чем платья и юбки, туфли давно променяла на кроссовки, любила косухи, а любым сумкам предпочитала рюкзаки. И тем не менее она была женственнее многих, кого знала Василиса. Нечто в ее движениях неизменно приковывало взгляд. Василиса видела, как смотрит на нее Сокол в тех редких случаях, когда они оба объявлялись на собраниях. Впрочем, было в его взгляде и то, что заставляло Василису отводить глаза. Слишком личное, пожалуй.

Насте шел шестьдесят второй год, на который, разумеется, она не выглядела. Максимум на тридцать пять или сорок. Сокол был сильным светлым магом, и он продлевал жизнь и молодость жены, подпитывая ее своими силами. Но человеческое тело нельзя обманывать бесконечно: больше ста десяти – ста двадцати лет все равно никто из людей не проживал. В этом заключалась трагедия подобных союзов. Один умирал слишком рано – другой оставался. Глядя на Соколовых, Василиса не могла отделаться от мыслей о печальных морщинках в уголках губ Варвары. И ее привычно колола совесть. Она чувствовала себя глубоко испорченной от того, что после смерти Ивана не испытала ничего, кроме ощущения освобождения и безграничного облегчения.