Книга Подарок для Василисы, и прочие плюшки, страница 17 – Алёна Селютина

— Но я уже хорошо себя чувствую! — поспешно заверил ее Демьян.

— Врач сказал: три дня! — безапелляционно возразила женщина, которую про себя он с некоторых пор стал называть второй мамой. — А ну марш. Я принесла тебе чай с лимоном и медом. А Кош скоро доварит настойку из зверобоя…

Она запнулась, подумала и добавила:

— Но лучше тебе выздороветь до этого момента, поверь, чай с медом на вкус лучше. Хочешь, я тебе почитаю, чтобы не было скучно?

Демьян закивал и с готовностью нырнул обратно в постель, под одеяло. Василиса установила поднос на кровать рядом с ним и с трудом разместилась в кресле. Потом дотянулась до одной из книг, лежавшей у него на столе.

— «Простейшие базовые заговоры», — прочитала она. — Боги, чем Кош тебя пытает…

Она вернула фолиант обратно и задумчиво посмотрела на него.

— Нужно купить тебе нормальные книги. А может, я тебе пока лучше сказку расскажу?

Нет, болеть ему определенно нравилось.

Таймлайн: до свадьбы.

____________________________________

Ребенок плакал.

Заходился, захлебывался этим плачем, и в его исступленном отчаянном крике Василисе чудилось бесконечное «мама, мама, мама»…

Это, наверное, и спасало. Только благодаря этому Василиса и знала, что это сон, что он — неправда, ибо в реальной жизни Алексей ни разу не позвал ее на помощь, ни разу не услышала она от него этот зов — «мама».

Она рванулась, пытаясь проснуться, попыталась закричать в надежде, что закричит и наяву, и Кощей разбудит ее. Но рот словно запечатали. Она заплакала во сне.

И вот тогда открыла глаза. За окном было темно. Подушка под щекой была мокрой. В ушах все еще звенел крик сына. Василиса полежала немного, пытаясь справиться с эмоциями, потом тихо встала и вышла из спальни. Дошла до ванной, включила свет и плотно закрыла за собой дверь. Повела рукой, ставя купол тишины, открыла холодную воду, умылась.

Это не помогло. Как, впрочем, и всегда. Она все еще слышала. И знала, что будет слышать еще долго.

Тогда она закрыла воду, присела на корточки и уперлась лбом в холодный бок раковины. Попыталась мыслить рационально. Алексей уже не малыш. Взрослый мужчина, ему больше тридцати лет. Она ему давно не нужна. Но это плохо работало. Как и всегда после таких снов в голове назойливо кружила мысль: а вдруг ее сыну плохо, вдруг с ним случилась беда? Вдруг болезнь, или война, или заговор, или просто стряслось что-то, и он вспомнил про мать и в душе зовет ее, и этот зов она и слышит.

Сны эти снились ей и в Тридевятом, но редко. Теперь же внезапно зачастили по ночам, особенно после того, как она поняла, что с Кощеем у них, кажется, все действительно серьезно. Ее мучила совесть. Она предпочла Кощея Алексею.

Но в Тридевятом с утра она могла увидеть сына, когда выходила к завтраку. Поприветствовать, убедиться, что он жив и здоров, и чело его не омрачено. Здесь же она была лишена даже этого утешения.

Василиса сняла купол, вышла из ванной, выключила свет, спустилась вниз по лестнице, зашла на кухню, открыла холодильник и достала из него молоко. Налила в стакан, положила ладонь на его стенку, подогревая.

Вот так: стакан теплого молока, и она успокоится. Или вернее, сможет заставить себя это сделать. Снова лечь в постель, снова закрыть глаза…

Как же страшно.