Онлайн книга «Реанимация чувств [= День за ночь ]»
|
– А у вас всегда первым делом самолеты, – вздохнула Таня. Колготки наэлектризовались, и подол платья противно прилипал. Решив, что ничего уже, видно, с ними не сделать без антистатика, она снова вздохнула и надела на платье халат. – Ну, а девушки… А девушки у вас всегда потом, импотенты несчастные! При этих словах в тихой палате кто-то противно загоготал. Татьяна как ужаленная подскочила, обернулась и увидела, что больной-кавказец, отделенный от происходящего ширмой, подглядывает за ней через щель и делает неприличные знаки. – Иди ко мне! – противным голосом заскулил он. – Ах ты, козел! – сказала ему уже от дверей Татьяна. – Как за бабами подглядывать, так и про раны забыл, и про перевязку. А полчаса назад стонал тут, корчился от боли: «Ах, не могу терпеть, ах, сделайте укол!» Наркоман несчастный! – Пошла ты… – отчетливо произнес кавказец и отвернулся. – Сволочь! – сказала Татьяна и громко хлопнула дверью палаты. В коридоре у лифта Валентина Николаевна помогала маленькому Ашоту с каталкой преодолеть препятствие в виде невысокого порожка. – Господи, хоть бы снес кто по пьяни этот дурацкий порожек! – ругалась она. – Сто раз говорила и лифтерам, и мастерам. Невозможно же в одиночку тяжелую каталку сюда затащить. Из-за этого и санитары у нас ни черта не держатся. Нет, всем по фигу! Говорят, если уберем порожек, здесь будет такая щель, что в нее будет проваливаться колесо! Как будто нельзя эту щель вровень с полом забить какой-нибудь доской! – Они с Ашотом поднатужились и подняли с каждой стороны по колесу. Каталка подалась. – Ну, слава богу, заехали! Я каждый раз боюсь, что меня заклинит после этой каторжной работы! – А вы хотите, чтобы здесь санитары за триста рублей работали? – улыбнулся Ашот. – Нет, это уж наше врачебное счастье за бесплатно каталки толкать! – Самая подлость, что врачам санитарскую ставку доплачивать не могут! Только медсестрам. И только с условием, что обязательно надо мыть полы! – Да бог с ними, с этими тремястами рублями, не обеднеем, – сказал Ашот. И Валентина Николаевна отметила, как этот нерусский мальчик правильно обошелся со сложным русским числительным. Она не гарантировала, что сама в такой ситуации сказала бы верно. Тина вошла в лифт, чтобы помочь потом выкатить каталку. – Как у тебя первая операция прошла? Ты в гинекологии был? – спросила она, когда Ашот уже готовился нажать на кнопку. – Нормально. Но было две операции. Одна плановая ампутация матки, а потом трубная беременность с разрывом срочно по «Скорой». Так что мне ставьте две галочки. Кстати, что у нас в больнице с кровью? Там тоже не было крови третьей группы. Потом, правда, нашли. А то, представьте, тоска. Молодая женщина, двое детей. Из брюшной полости литра полтора крови откачали. На «Скорой» ехали полтора часа. Говорят, из-за каких-то начальников дорогу перекрыли, даже «Скорую» не пропускали. – В гинекологии крови не было? Ну вот, наверное, нашу и взяли. Там в процедурной Маринкина подружка работает. Маринка сегодня получит по шее. – А без крови могли бы ту женщину потерять! – Да, в нашей работе не знаешь где хуже, где лучше! А если мы своего больного потеряем? – А что с ним случилось-то? Я же с этими операциями ничего не знаю! – Вот ты нам после операции и расскажешь, что с ним случилось. Мы с Валерием Павловичем думаем, что или язва прободная, или диффузное кровотечение из пищевода. Они приехали в хирургию. – Ну, давай, толкай! Каталка, к счастью, выкатилась без сучка без задоринки. Ашот и Тина почти бежали по коридору к операционным. На секунду Ашот обернулся. – Там без меня много не пейте по случаю дня рождения! – Я и забыла. Не будем. Ни пуха! – Начальство к черту не посылают! Пока! – Он открыл дверь в операционную ногой и вместе с каталкой скрылся из глаз. «Вернется один или с больным, неизвестно, – подумала Тина. – Да разве же все предугадаешь? Откуда они могли знать про это кровотечение? Сам господь бог про это не знал. Хоть бы все обошлось!» Она вернулась в отделение и пошла по палатам. Сначала зашла к Нике. Там дежурила Мышка. – Ну что? – Температура поднялась. Тридцать девять. – Как мы все и думали, началась пневмония, – констатировала Тина и стала слушать легкие. Потом взяла в руки лист назначений. – Антибиотики все есть? – Есть. – На Мышку тоже было жалко смотреть. Она еще не приучилась спокойно относиться к неизбежному. Маленькое личико посерело от волнений и усталости и от бессонной ночи. – Много у тебя будет еще таких больных, – сказала ей Тина. – Довольствуйся тем, что мы делаем все, что можем. Больше сделать для нее просто нельзя. – Я понимаю, – ответила Мышка. Ника лежала перед ними беспомощным биологическим объектом, ничего не чувствуя, ничего не осознавая. Сознание опять покинуло ее, и это было, наверное, к лучшему. Хриплое, тяжелое дыхание мехами клокотало в тонкой груди, и было удивительно, как такое хрупкое тело может производить такие громкие и грубые звуки. – Мать ее утром приходила, – продолжала Тина. – Хочет забрать ее в «Склиф». – Мать? – удивилась Мышка. – Она выписалась из больницы, что ли? – Откуда? Из больницы? – не поняла Тина. – Так когда мы с Аркадием Петровичем девочку принимали, мы спросили у фельдшера «Скорой», где родители. «Скорая» же ее из дома забирала. А фельдшер сказала, что девочка дома была одна, так как ее мать находится в больнице в тяжелом состоянии, якобы с больным сердцем, и девочка, кстати, все повторяла, что если мать узнает, что случилось, то у нее сердце не выдержит! – Так мать действительно находится в больнице? – Я точно не знаю. Фельдшер сказала, что у квартиры был такой вид, будто там были гости, везде накурено, море пустых бутылок. Но дома девочка была одна. Это фельдшер очень четко сказала, я запомнила. Еще она сказала, что, видимо, все испугались и убежали. Ладно, что еще кто-то сообразил «Скорую» вызвать и дверь открыть, потому что сама бы девочка не смогла. Она просто обезумела от боли, шока, не знаю, еще от чего. Кричала что-то невнятное… – Знаешь что, – сказала Валентина Николаевна задумчиво, – предупреди всех. Если вдруг меня в отделении почему-либо не будет, девочку никуда никому не отдавать. До тех пор пока не появится настоящая мать. Или лицо, которое предъявит какие-нибудь официальные документы. Паспорт, например. А лучше дождаться следователя. Пусть он все выяснит, кто мать, кто не мать. А наше дело лечить. – Хорошо, я всем передам, – просто сказала Мышка. – Приходила утром одна женщина, она показалась мне странной, – продолжала Валентина Николаевна. – Обычно матери так себя не ведут… – А эта женщина сказала, что она мать Ники? – уточнила Мышка. |