Книга Реанимация чувств [= День за ночь ], страница 62 – Ирина Степановская

– Ну-ка, сиди спокойно, не шебуршись! – вдруг прикрикнул он на больную. Та в ответ застонала: "А-а, а-а-а!"

– Ну сейчас, детка, сейчас! – успокаивающе заговорил врач. – Ну кто же виноват, что сосуды у тебя расположены близко. И операция была сложная, все ниши были в рубцах, вот и пришлось эти рубцы ножницами пересекать. Поэтому рана кровит сейчас.

– А-а-а! А-а-а! – продолжала стонать девчушка.

– Посмотри в истории, – сказал доктор сестре. – Как у нее со свертываемостью, в порядке?

Сестра нашла анализ, назвала цифры.

– Вроде в порядке, – пробурчал врач. – Значит, сосуд в нише крупный попался. Хрен их знает, как они у нее проходят, эти сосуды, может быть, и атипично. Сделали бы ангиографию, так и проблем бы не было. Слава богу, сонную артерию хоть не зацепили. И то радость немереная.

– В нашей больнице и отделения-то такого нет, чтобы всем ангиографию делать. Это же специальный центр должен быть, – сказала медсестра.

– При чем тут центр? Деньги нужны и руки. Да еще голова. Хотя такие случаи, как этот, встречаются, может, один раз на тысячу, а может, и того меньше.

Девочка стала мотать головой и мычать, что ей больно.

– А кто тебе велел прыгать по коридору после операции! – напустился на нее доктор. – Тебе сказали лежать, значит, надо лежать! Нет, жених к ней пришел, женихаться ей надо вприпрыжку по коридору! Вот и доженихалась!

Сестра быстро закатала девушке рукав халата, сделала укол. Очередной тампон на зажиме в руках доктора опять пропитался кровью. Он быстро взглянул на него, не оборачиваясь выбросил его в тазик, а рука сестры уже протянула новый зажим.

"Блин, был бы лазер! В момент бы остановили кровотечение!" – ругался про себя доктор.

– Все! Ладно! – решил он. – К черту эти тампоны, давай шприц с новокаином и новый лоток с инструментами. Надоело! Не остановить кровотечение простыми средствами. Лучше ушью сосуд.

Девочка вдруг стала заваливаться в кресле.

– Нашатырь быстрее – и держи ее, – сказал врач.

Сестра протянула ватку с нашатырем, шприц с новокаином, стерильный лоток с инструментами, ухватила девочку за плечи. Руки врача работали привычно и споро.

– Ну, вроде все, – сказал он, обрезая лигатуру последнего шва. – Как дела? – закричал он в самое ухо больной. Та осторожно кивнула, боясь закрыть свободный от зажимов рот. – Теперь в палату! Лежать на боку! Все, что во рту набирается, сплевывать в тазик! Никакой еды, поцелуев и женихов! Поняла?

Врач почему-то кричал так, будто у девочки болело не горло, а ухо. Была уже середина ночи, он устал.

Девочка утвердительно помотала головой. Он поднял ее и перетащил в кресло на колесиках. Голые худые коленки у девчонки дрожали так, что было видно невооруженным глазом. Сестра взглянула на доктора.

– Перелей ей четыреста миллилитров плазмы, введи кофеин, кордиамин.

– Поняла, – ответила медсестра.

– Ничего! – потрепал доктор больную по субтильному плечу и пошел мыть руки. – Послезавтра опять будешь порхать по коридору как бабочка!

Девчонка слабо улыбнулась, и медсестра повезла ее в палату. Но тут раздался новый крик:

– Что за отделение! Хоть умирай, никого не дозовешься! Сестра, сестра! Кто-нибудь! – доносилось издалека.

Сестра крикнула в глубину коридора: "Сейчас, иду!" А про себя подумала: "Это опять бабка с гайморитом, у которой бессонница. Всех больных сейчас перебаламутит, и будут они стонать и не спать до утра! Хоть бы выписали ее скорее! Надо спросить у врача, может, ей димедрол вколоть? У нее гайморит, димедрол ей повредить никак не может!"

Отвезя девочку на ее место и для порядка крикнув еще раз в глубину коридора: "Иду, иду!", сестра привычным движением набрала в шприц кубик димедрола и стала готовить для девочки капельницу. В это время в дверь процедурной комнаты кто-то аккуратно, но настойчиво постучал.

– Добрый вечер! Или доброй ночи! Не знаю, как будет лучше, – произнесла Валентина Николаевна, заходя в процедурную. – Где ваш дежурный доктор?

– Не знаю, – ответила медсестра. – Наверное, в ординаторской.

– Я заглядывала, там нет.

– Ну, может, в туалет пошел. А может, курит на лестнице в коридоре. А вы что хотели? – спросила медсестра, заметив удивленно приподнятые брови Валентины Николаевны. – Да он три часа сейчас с бабкой с инородным телом и с девчонкой с кровотечением мучился! – Она сообразила, что строгая заведующая реанимацией может истолковать ее слова как признание в бездеятельности.

"Сейчас еще кого-нибудь к нам переведет. Вот это будет ночка!" – подумала медсестра.

– Я хотела узнать про одну больную, – осторожно сказала Тина. – Я осматривала ее в приемном. Мне кажется, что ее положили к вам.

Сестра понесла в коридор штатив с капельницей.

– Вы фамилию мне скажите.

Тина замялась, раздумывая, не лучше ли ей сначала поговорить с доктором. Если действительно произошел суицид и дело будет вести следователь, не€ к чему всем знать, что она приходила справляться о больной. Хотя перед кем угодно, хоть перед господом богом, Тина могла сказать, что в приемном она поступила правильно, отправив больную по профилю.

– У нас доктор может всех больных и не знать, – сказала сестра. – Он из другой больницы только на дежурства приходит.

"А эта больная как раз сегодня поступила", – подумала Тина и в этот момент увидела незнакомого дежурного врача, выходившего из последней палаты.

– Бабке с гайморитом, которая лежит у окна и страдает бессонницей, по кубику димедрола с анальгином и реланиум! – подходя к сестре, сказал он. – А то замучила, в туалет некогда сходить!

– К вам Валентина Николаевна, заведующая отделением реанимации, – сказала медсестра.

Доктор слегка смутился. Он был приходящий врач, работал только по ночам и не знал в лицо всех работников больницы.

– Я хотела вас спросить насчет одной больной. Большаковой Анны. По отчеству, кажется, Ивановны. Она поступила сегодня, – осторожно сказала Валентина Николаевна, боясь услышать самое страшное и уводя его вперед по коридору.

– Большакова в какой палате? – заорал дежурный врач медсестре.

– В десятой, – ответила та.

– Ну, она ничего, в порядке, я ее смотрел, – равнодушно сказал дежурный врач. – Отек гортани умеренный.

– А вы давно ее осматривали? – еще более осторожно спросила Тина.

– Часов в десять вечера, – подумав, ответил врач. – А что?

– Господи, я вам так благодарна за то, что вы мне сказали, вы даже не представляете! – с чувством сказала Тина. – Это, оказывается, моя подруга детства. Я почему-то подумала – ну надо же, какие бывают дурацкие мысли, – что это она выпала из окна.