Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 117 – Майк Чен

– Готова?

– Вообще-то нет, но это вполне нормально.

Ускоритель отсчитывал секунды – мерно, в гипнотическом ритме марша в неизвестность.

– Все будет хорошо. Пенни, главное, пом…

И снова голос за спиной, теперь ближе и отчетливей. Да, Кина и впрямь звали по имени. Беглый осмотр местности не принес результатов. Неужели в прыжковую зону наведалась служба безопасности бюро? Не рискованно ли будет возвращаться? Или это случайные туристы? Кин напомнил себе, что сейчас лучше думать о чем-то спокойном и приятном.

– Помни, что с нами ничего не случится. С тобой и со мной.

Четыре. Три. Два. Кин посмотрел на Пенни, которая сжалась в нервный комок с растрепанным конским хвостом.

– Ты и я! – выкрикнул он. – Пока смерть не разлучит нас!

Даже под таким нелепым углом, из скрюченного положения готовности к темпоральному прыжку, он увидел, что Пенни улыбается. Миновала последняя секунда, и ускоритель загудел, вздымая пыль под ногами.

– Я люблю… – начала Пенни, но тут весь мир застыл, а затем растворился в ослепительной вспышке.

Белизна. Слепящая белизна, бесконечное отсутствие цвета в бескрайнем и всеохватывающем сплетении бытия. И еще абсолютная тишина, от которой, будь Кин в сознании, вспыхнул бы каждый нерв.

Но в сознании он не был, хотя отдавал себе отчет в отсутствии звуков и образов. Нюансы ускользали, мерцая силуэтами на белом фоне, и теснее прежнего смыкался вокруг него колючий тесный кокон.

Проблески вспыхивали все чаще. На долю секунды Кин разглядел в этой белизне яркое солнце и безоблачное небо. Постепенно обрели форму и другие подробности: беспокойные руки, завиток каштановых волос, широко раскрытые глаза в окружении встревоженных морщинок. Картинки мелькали с нарастающей скоростью. Наконец они слились в некое подобие движения, и Кин, не чувствуя ни рук ни ног, понемногу начал понимать, что происходит.

У них все получилось. Сейчас ясный день, не иначе. Вот тебе и точность прибытия. Может, он впал в вегетативное состояние? То, о котором говорили врачи? Все понимает, видит, мыслит, но не может ни слова сказать, ни даже моргнуть? Непонятно, хватает ли организму кислорода, или же он, Кин, медленно задыхается из-за отказа внутренних органов. Поняв, что рядом никого, Кин стал истошно звать Пенни, чтобы та поскорее вколола ему стабилизатор.

Она приблизилась, двигаясь как в замедленной съемке. Куда только подевалась уверенность, с которой она орудовала на кухне? Кейс со шприцами выпал из неуклюжих пальцев, и оглохший Кин ясно прочел по ее губам вереницу бранных слов. Глянув за плечо, Пенни принялась размахивать руками.

Зовет на помощь?

Прощайте, правила Маркуса.

В поле зрения появились два новых действующих лица. Загорелый мужчина в безрукавке, рыжий и небритый, и брюнетка, с кожей желто-коричневого цвета. Пенни затараторила как из пулемета, в типичном для нее режиме, когда мысли не успевают за словами. Склонила голову, и в отражении солнечных лучей у нее на щеках заблестели слезы.

Женщина, присев рядом, стала ощупывать землю. Пенни спрятала лицо в ладонях. Ветер растрепал ее прическу. На губы Кина легли чужие губы, женская голова перекрыла и без того скудный радиус обзора, но тут же отпрянула. Вновь замелькали лица и руки. Кин ничего не чувствовал, хотя видел, как женщина берет шприц и кладет руку ему на шею, а Пенни из раза в раз повторяет фразу «четыре пальца».