Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 58 – Майк Чен

Примерно на третьем месяце она даже стала упоминать нормальную жизнь – учеба, друзья, школьные проекты. Скорбь никуда не делась, но Миранда вышла из этой тени. Она закончила учебный семестр, закрыла сезон юниорского футбола, стала отличницей по программированию и даже впервые сходила на школьные танцы.

В процессе ей исполнилось пятнадцать. День рождения миновал, а Кин только и мог, что написать ей письмо. Тем вечером он ощутил весь спектр родительских эмоций с таким полным погружением, что и думать забыл о вибрирующем от звонков запястье. Лишь на четвертый раз реальности удалось вызволить его из прошлого.

Рука запульсировала, и он откинулся на спинку кресла. Шея затекла, бедра пронзило иголками, и одного взгляда по сторонам хватило, чтобы понять, что день сменился сумерками. Судя по циферблату на экране, после разговора с Пенни прошло четыре часа.

– Пенни, привет.

– Кин, где тебя носит? Звоню, звоню, а ты не отвечаешь!

– Да-да, извини. На работе завал, и я… это…

Пенни вздохнула, разочарованно и едва различимо, копируя безмолвное возмущение своей матери. Правда, Кин никогда не говорил, что она хоть в чем-то похожа на мать.

– Надо было позвонить, – продолжил он. – Улучить минутку, отвлечься от дел и предупредить, что опоздаю. Мне очень жаль, честное слово.

Еще один вздох на линии, но теперь он звучал так, будто Пенни, перестав сердиться, вернулась в обычное расположение духа.

– Это я должна извиниться, – сказала она. – Врач предупреждал, что некоторое время ты будешь не в ладах с кратковременной памятью. Будем считать, ты просто забыл, а не расхотел учиться готовить.

Пенни хохотнула. Кин представил, как она тряхнула головой и каштановые волосы разлетелись во все стороны.

Что-то в этой реакции показалось ему знакомым. Не фраза, а ее тон. И еще быстрота, с которой Пенни ушла от конфликта, восстанавливая статус-кво. Подоспели новые воспоминания – не о ссорах между Кином и Пенни, но о ее баталиях с родственниками, что всегда заканчивались одинаково. Пенни просто отмахивалась от них, словно была запрограммирована на беззаботный выход из конфликта – так же, как Кин запрограммировал стирание цифровых следов, оставленных им на полотне времени.

С какой же легкостью человек возвращается к привычному шаблону поведения, каким бы тот ни был… Единственным исключением, пожалуй, является самозабвенная, безумная, страстная любовь. С ней все сложнее.

Обычно, когда Пенни заметала сор под ковер, Кин отвечал утвердительным хмыканьем, признавая возврат к исходному положению вещей. Но сегодня он повел себя иначе, и этот вариант был бы невообразим, не останься Кин в тысяча девятьсот девяносто шестом году, не изменись он под влиянием Хезер, Миранды, да и жизни в целом.

– Не извиняйся. Ты не виновата.

Он кивнул. Конечно, Пенни этого не видела, но кивок предназначался не только ей.

– Уже выезжаю. Впереди у нас по-прежнему прекрасный вечер. Честное слово.

Попрощавшись, Кин закрыл голографическое окно электронной почты, но остался сидеть за столом. У него было еще одно дело. Дрожащей рукой он ввел в настройки ЦТП дату публикации эссе Миранды в журнале «Голоса из-за решетки». Ползунок поиска в нижней части экрана мало-помалу двигался слева направо. Алгоритм проверял данные две тысячи тридцатого года, выискивая факты, доказывающие, что Миранда находится в тюрьме. Доли секунды расплылись в бесформенную вечность тревожного ожидания.