Книга Угольки, страница 5 – Клэр Кент

Я определенно добралась бы до хижины сама. Мне не нужно, чтобы Кэл появлялся из ниоткуда в своей раздражающей манере и выхватывал у меня контейнер с водой.

— Я бы донесла! — реагирую я прежде, чем вспоминаю, что лучше быть лапонькой, ведь мы с Дереком зависим от его милости.

— Ага, половину разлив по дороге, — его глаза не мягкие и карие, как у Дерека. Они темновато-серого цвета и пронизывают меня. Его волосы и борода каштанового цвета, нестриженые и спутанные, а обнаженную поверхность его левой руки покрывают уродливые шрамы.

Увидь я его где-то еще, я бы держалась от него подальше.

— Ничего не половину. Я нормально справлялась.

— Тебе придется справляться намного лучше, если хочешь выжить. Ты слишком мягкая. Тебе приходилось слишком легко.

Я чуть не задыхаюсь от возмущения.

— Легко? Вы думаете, моя жизнь была легкой?

Он открывает рот, чтобы ответить, но я внезапно настолько зла, что не позволяю ему.

Вместо этого я срываюсь на нем.

— Я никогда не знала своего отца. Моя мама и я еле как выживали. Она постоянно работала, так что мне с шести лет приходилось готовить, убираться и все самой делать по дому. До Дерека у меня никогда не было друзей. У меня не было никого, кроме мамы. И она умерла. Думаете, легко нам было пытаться наскрести достаточно еды, чтобы протянуть последний год, пока вы тут один торчали с курами, свиньями и гадким хламом, бросив сына справляться самому?

Я не спонтанный человек и не беспечный. Я научилась быть бдительной, осторожной. Оставлять мысли при себе. Так всегда безопаснее. Это одна из причин, по которым у меня никогда не было друзей. Мне не хотелось доверять людям. Я понятия не имею, почему я вываливаю все это на Кэла… в худший момент из возможных.

Я моргаю, искренне потрясенная своим взрывом.

Он слегка приподнимает густые брови, так что, возможно, он тоже удивлен.

— Знаю, тебе пришлось непросто. Всем было непросто. И если уж на то пошло, я хотел делать больше. Я каждый бл*дский месяц спрашивал маму Дерека, могу ли я помочь, и она всегда отказывалась. Все это теперь неважно. Ты, похоже, не понимаешь, насколько хуже все станет.

Я терпеть не могу этого мужчину. Мне реально хочется содрать эту косматую бороду с его лица, и я не привыкла к такому чувству. Но по какой-то причине я все равно верю его словам.

— Насколько хуже может стать? — меня искренне ужасает мысль о том, что мир станет еще уродливее и сложнее, чем он есть сейчас.

— Прошел всего год, девочка. Станет намного хуже, чем сейчас, — он меряет меня взглядом от поношенных кроссовок до длинной темной косы. — Ты слишком мягкая. Тебе придется ожесточиться.

Я снова оскорбленно втягиваю воздух, но в этот раз он не дает мне шанса сказать, что я думаю. Он разворачивается на пятках и направляется к дому, но потом медлит и бросает через плечо:

— Давно у него этот кашель?

Мое сердце ухает в пятки от медленного ужаса, который уже становится знакомым.

— Несколько месяцев. Лучше не становится.

Отрывисто кивнув, Кэл уходит.

У него длинные ноги, широкие плечи. Кажется, будто он занимает все пространство вокруг себя, отчего даже на улице кажется тесно. Его лицо и волосы нуждаются в мытье. Его ладони вдвое больше моих. Он не может разговаривать без мата, и я ни разу не видела, чтобы он улыбался.

Он должен быть всего лишь никчемным папашей моего бойфренда. Вместо этого он — единственное, что сохраняет меня в живых.