Книга Последняя роль для попаданки, или Кто убил Золушку?, страница 120 – Алена Ягинская

— Леврония, я никому ничего не говорил и понятия не имею, почему появились какие-то слухи, которых лично я не слышал. Но если хочешь, давай пойдем и спросим того, кто их распространяет. Я даже готов артефакт истины задействовать, чтобы понять, что происходит. Ты знаешь, кто говорит об этом?

Я кивнула.

— Отлично, пей шоколату и пойдем все узнаем.

Мне осталось только улыбнуться и под пристальным взглядом пвсевдолорда поднести чашку к губам. И сделать глоток.

ЛЕРА

На что я рассчитывала? На колечко Тристиана. В прошлый раз, когда мне грозила опасность, вспыхнул щит и открылся портал. Поэтому я честно отпила жидкость, но, увы, ничего не произошло — не появилось ни щита, ни портала.

— Леврония, демоны тебя забери, ты что творишь?!

Баррет вскочил, схватил салфетку и принялся оттирать со штанов «шоколату», выплюнутую мной.

— Горько! — плаксиво скривилась я, переходя к роли избалованной капризной принцессы. — Почему ты не сказал, что она горькая? На, попробуй сам, — я надула губы и протянула ему чашку.

— Оставь, пойдем! — Он со злостью схватил меня за руку и потащил в сторону дворца. — Так кто, по твоим словам, говорит о нас гадости?

— Виолетт фон Сиймижур! — без зазрения совести сдала я настырную девицу.

Баррет привел меня обратно в библиотеку. Там он позвал служанку, и передал ей записку.

— Все, ждем, когда Виолетт придет сюда, — заявил он мне.

— Ты так уверен? Что ты ей написал?

— Не твое дело! Леврония, я улажу все с твоей родственницей, но ты помнишь, что обещала мне? — мужчина сел в кресло и закинул ногу на ногу.

— А ты очень расстроишься, если я скажу, что нет? — спросила, с любопытством оглядываясь вокруг.

— Нет? Как нет? Почему нет?

Мужчина был удивлен. А я подумала, что амнезия — в принципе, не такая уж и плохая вещь временами.

— Я не помню, что происходило до отравления.

— Отравления? Какого отравления, Лерония? Почему я ничего не знаю? — возмутился фон Лоуси.

— Ну, я и сама не знаю ничего. Просто однажды очнулась в какой-то каморке с шишкой на затылке и поняла, что понятия не имею, как я там оказалась. Мне до сих пор иногда кажется, что все происходящее — сон.

Говоря все это, я обходила стеллаж за стеллажом, разглядывала корешки книг и искала раздел или с артефактами, или про некромантов.

— Ты не помнишь совсем ничего?

— Мне сложно ответить на твой вопрос, Баррет. Как минимум я помню свое имя, а это уже неплохо, согласись?

Я не могла дать однозначный ответ. Во-первых, он все время куда-то косился и, памятуя о том, что он проговорился про артефакт истины, я подозревала, что он сверяется с ним. А во-вторых, надоело все время врать. Передо мной открывалась перспектива наконец-то перестать притворяться и понять, кто же я на самом деле, а для этого надо стать честной хотя бы самой с собой.

Вся моя жизнь — игра, все, что со мной происходило, я воспринимала, как будто это происходит понарошку. Мне было так проще жить, представляя, что все вокруг, включая меня, отыгрывают свои роли. Ругает преподаватель — так и должно быть, это у него роль такая, ругательная. Можно попросить ее ко мне не применять, но можно и подыграть, изобразив раскаявшуюся студентку. Избивают бандиты? Что ж, мне досталась роль жертвы, главное, чтоб не заигрались не до смерти, остальное переживем. Отыграла сцену, закрыла мысленно занавес, сменила личину. Честной я была только наедине с собой и с Дашкой. С ней не хотелось играть, хотя она все время втягивала меня в свои фантазии. Но фантазировать и придумывать миры и проекты — это одно, а жить, думая, что ты на сцене — другое. Ну, ладно, я маленько псих, мне можно многое. Например, посчитать галлюцинацию реальным миром, в котором хочется быть настоящей и жить, дыша полной грудью.