Книга Невинная для командора, страница 34 – Эллу Лотри

Слава и моё положение открыло мне двери архива тайного отдела.

Получив на руки пыльную папку, я открыл её и первым делом наткнулся по портрет юной Кассии.

Хрупкая, тоненькая, ещё совсем девчонка, в голубом наряде, она смотрела на меня.

Художнику удалось запечатлеть её нежную улыбку, чуть лукавый взгляд светлых глаз.

Проведя пальцем по портрету, я ощутил мучительную тревогу за неё.

Что же ты наделала, Сладкая.

Аарен

Основательно изучать дело семьи Берьере, прислонившись плечом к стеллажам, неудобно, поэтому я дошёл до широкого дубового стола у узкого окна, сел на жесткий стул, включил настольную лампу и тогда-то заметил на папке блеклую, едва заметную надпись: «Дело о манифесте «О свержении драконьего протектората».

– Не хрена себе! – вырвалось у меня. Дело касается не просто измены, а свержения драконьей династии – самого страшного преступления в Лармерии.

Испытывая непередаваемую гамму чувств, я поднял руку и принялся массировать виски.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя и вновь открыть папку.

Положив перед собой миниатюрный портрет Кассии, я вздохнул и с колотящимся сердцем принялся за изучение бумаг…

Хватило нескольких листов, чтобы сделать открытие.

Любой здравомыслящий человек знает, что власть в одиночку не свергают. Как минимум должна быть поддержка в лице влиятельных аристократов, и среди сообщников должен быть хоть один приближенный к королевской особе.

Исходя из этого, я предполагал, что барон – лидер заговора с многочисленными сообщниками, однако в деле фигурировал лишь Пьеар ди Берьере и его жена Маргарита.

Подобное странное поведение можно было бы объяснить наивностью и экзальтированностью барона, вот только читая запись его допроса, у меня в голове выстроился образ здравомыслящего, умного человека, который точными фактами доказывал свою невиновность.

По собранным показаниям знакомых и соседей, прежде отец Кассии ни в чём сомнительном замечен не был; короля и драконов не критиковал; даже участвовал в подготовке городского торжества в честь коронации Адриана.

Слуги отзывались о нём, как о спокойном, уравновешенном человеке, занимающимся выращиванием и разведением урожайных сортов зерна.

Барон был землевладельцем средней руки, но дела шли столько удачно, что накануне ареста он планировал выкупить крупное имение соседа.

– Зачем он полез в политику? – спросил я сам себя, не понимая логики. Но дальше меня ждали другие открытия.

Листая манифест, приобщённый к делу, мне бросилось в глаза, что в крамольном сочинении на полтора листа много грубых ошибок, которые не мог допустить образованный человек. К тому же кривой почерк, каким он был написан, совершенно не совпадал с изысканными, каллиграфическими подписями барона, стоявшими почти на каждом листе дела.

Далее я наткнулся на оригинал доноса. Он был написан не менее корявым почерком, чем манифест. С первого взгляда было очевидно, что писал один и тот же человек, чуть изменив почерк.

Нелепость дела и его небрежное расследование вывели меня из себя.

– Какой идиот занимался делом?! – рявкнул я, саданув кулаком по столу.

Изучив папку от корки до корки, нашел полустёртую запись: «… старший дознаватель Эдвард Марье».

Скрипя зубами от негодования, я встал из-за стола…

Мне повезло, что недоумок продолжал служить и находился на рабочем месте.