Онлайн книга «Почти высокие отношения»
|
Через час катания по маршруту общежитие-работа-общежитие Лене стало ясно, что Ивана нигде нет. Она не знала, что и подумать. Постучав для порядка еще раз и покрутившись у наполненной пустой чернотой замочной скважины, она, наконец, решила поехать домой. Было уже совсем поздно. Пустынные улицы казались прекрасными и таинственными, дневной мусор был надежно скрыт ночным сумраком, стук ее каблучков по тускло блестевшему асфальту россыпью гулкого эха уносился вдоль умытых недавним дождем бордюров. Внезапно Лена вздрогнула: от стены дома отлепилась огромная фигура и, ломая кусты, выпала перед ней на дорогу. Под фонарем замер исполинского роста мужик. Его тень утыкалась в приросшие к маленькой лужице Ленины ноги. Она хотела ее перешагнуть, но не успела, сбившись с ритма ходьбы из-за позднего прохожего. У него к девушке совершенно явно были претензии, поскольку уступать дорогу он не собирался. – Здрасте, – просипела Лена, надеясь разглядеть его особые приметы, одновременно сомневаясь, что у нее будет шанс кому-нибудь их сообщить. Если намерения у него недружелюбные, то вряд ли он просто спросит «который час»… – Который час, не подскажете? – От его голоса сердце съежилось до размеров грецкого ореха и свалилось куда-то вниз. Его физиономия оставалась в тени, свет фонаря слепил Лену и не давал возможности взглянуть опасности в лицо. Единственное, что она поняла, что если это смерть, то она абсолютно лысая и лопоухая. Это было крайне обидно и невозвышенно. – У меня часов нет, – пискнула Лена, глядя на черный силуэт угловатого черепа. – Счастливая, значит, – мужик шагнул навстречу. – Вряд ли, – пронеслось в ее голове. – Жених-то есть? Мысли затрепетали суетливыми головастиками: как лучше? Чтобы был или чтобы нет? – Да, – почти беззвучно кивнула Лена. – Это хорошо, – кивнул прохожий. – Замужество – дело серьезное, смотри не ошибись. И тут Лена наконец-то разглядела его лицо. Лучше бы она его не видела, поскольку именно таких уродов рисовали в современных мультиках, чтобы напрочь разрушить незрелую детскую психику. – У меня деньги есть, – дрожащим голосом попыталась она откупиться от затянутого в кожаный костюм монстра. – И это хорошо, – подтвердил он. – Это просто замечательно, когда они есть. Смотри, на ерунду не трать. Ну, бывай, красавица. Или проводить? – Не надо, – взвизгнула Лена и метнулась к подъезду, вежливо прокричав: – До свидания! Вероника Федоровна дочери обрадовалась, но лицо ее было напряженным и настороженным. – А чего ты пришла? Случилось что-то? – она заволновалась и стала ловить ускользающий взгляд беззаботно улыбающейся дочери. – Мамуля! Неужели я могу к тебе прийти только потому, что что-то случилось? Я соскучилась! – У меня, конечно, опыта в таких делах маловато, раньше ты не уходила и не приходила, а жила со мной, – немного обиженно проворчала мама, – но теперь все так резко изменилось. Сначала один юноша, потом другой, а теперь ты приходишь одна. – А что, надо было их обоих на чай позвать? – Как «обоих»? – всплеснула руками Вероника Федоровна. – Ты что, встречаешься сразу с двумя? – Когда физиология в простое, то и с тремя можно… Все, все, шучу, – испугалась Лена, глядя на стремительно побледневшую мать. – Ни одного у меня теперь. Человека ближе, чем мама, у Лены не было. Поэтому свое первоначальное решение ничего не рассказывать она тут же забыла и вывалила на поникшую Веронику Федоровну все подробности, кроме последней встречи с «лопоухой смертью». – Ты в обморок там упала, да? – Нет, просто плохо стало, голова закружилась… Да все нормально уже! Мамуль, не волнуйся! – Это как раз называется «волнуйся, мамуль»! – вскинулась мама и забегала по кухне. – Ты что, совсем с ума сошла! Ты хоть понимаешь, что это значит? – Вегетососудистая дистония, – неожиданно выдала Лена и развеселилась: чего только не хранит подсознание. – Да, давай, веселись, бестолочь малолетняя! – Муся, я, увы, многолетняя, как старая корявая сосна, вся в шишках и паутине. – Нет, я удивляюсь: ты нормальная? – Абсолютно! Могу пройтись по прямой с закрытыми глазами. Если хочешь – дыхну! – Ты у врача была? Только не считай меня старой, выжившей из ума идиоткой. Я все прекрасно понимаю. Не надо мне тут дипломатию разводить. – При чем здесь дипломатия? – Лена с наслаждением уплетала горячий ужин. – Ага. Не понимаешь, значит, – обиженная мама начала греметь посудой, демонстративно прервав разговор. Поскольку Лена обрадовалась затишью и продолжала есть, не беспокоясь по поводу маминого молчания, Вероника Федоровна не выдержала первой. – Какой у тебя срок? – Что? – Лена едва не подавилась и начала торопливо пить сок. – Не уходи от ответа! – мама вырвала стакан из ее рук и почти со слезами уставилась на растерянную дочь. – Сколько? – Чего «сколько»? – Недель! – Мама! Ты о чем? Если о беременности, то ее признаки не ограничиваются обмороками! Как ты могла подумать такую чушь! Тем не менее червячок сомнения шевельнулся где-то глубоко внутри. – И чем, интересно, ты предохранялась? – ехидно поинтересовалась Вероника Федоровна. – Откуда такая уверенность? Лена молчала, превратившись в каменное изваяние. – Или я чего-то не понимаю и нынче в моде платоническая любовь? А ты, стало быть, «модничаешь»! – мама пыталась казаться спокойной, но голос дрожал, а в глазах мелькнула слабая надежда. – Самое надежное противозачаточное – слово «нет»! – машинально проговорила Лена, подсчитывая про себя, сколько еще дней волноваться в связи с полнейшей неопределенностью. – Ты что, пользовалась словом «нет»? – горько поинтересовалась мама, причем таким тоном, что вопрос явно можно было расценивать как риторический. – Кстати, ты, надеюсь, хотя бы знаешь, чей ребенок? – Мама, да нет никакого ребенка! – в тихой панике прошептала она, чувствуя, как пол ускользает из-под ног, а червь сомнения точит ее и без того израненное сердце. Такое могло случиться у кого угодно, у той же самой Карякиной, но только не у нее! Чей ребенок? Общий! Вот кошмар-то! Теперь ей категорически не хотелось, чтобы Иван нашелся. Быть участницей нелепого водевиля забавно, но только если он играется на сцене, а не в жизни. Актер смывает грим, убирает в шкаф костюм и скидывает с себя образ вместе с проблемами и переживаниями. А живой человек не имеет такой возможности. Если все с себя снять и скинуть в шкаф, то и рассудок тоже останется в той же кучке, отдельно от хозяина. |