
Онлайн книга «Почти высокие отношения»
– Ну и ладно, – неопределенно утешила себя Светка и пошла на кухню пить воду прямо из-под крана. Лена пребывала в состоянии крайнего возбуждения по поводу предстоящих кардинальных изменений в судьбе. Олег сделал предложение. Позвонившая ей Карякина была настолько потрясена и обрадована этой новостью, что даже забыла про свои проблемы и начала с жаром выспрашивать подробности. – Ой, Свет, все так неожиданно, – бормотала Лена, борясь с идиотской улыбкой, постоянно растягивающей щеки до ушей. – В смысле не так уж и неожиданно, конечно, но все равно… – А как? Ну как это было? – Сейчас. У меня от радости в зобу дыханье сперло. В общем, мы поехали вчера гулять. Он только из командировки вернулся, на денек уезжал, ну отметить решили. Ты ж понимаешь, был бы повод. – Ну, да, да! Вам, алкашам, только повод нужен. Не томи! – взвыла Светка. – Вот. Зашли в магазин, а Олег и говорит, мол, нам кольцо для невесты. Я чуть сквозь землю не провалилась! – И не говори, – хрюкнула Светка. – Вот позорище-то. Даже и не представляю, как ты это пережила! – Давай, веселись. А у меня ни маникюра, ничего! – Землю-то хоть из-под ногтей выковыряла? – Смешно до дрожи, – обиделась Лена. – Конечно, смешно. Я тебе сколько раз говорила, каждый день может быть последним, поэтому всегда будь в красивом белье, с маникюром, педикюром и бритыми ногами, чтобы хоть в морге не опозориться. – Я пока туда не собираюсь. – Туда никто не собирается, туда всех собирают без предварительной договоренности. – Света, у меня несколько другие планы. – Я не про планы, а про необходимость маникюра в военно-полевых условиях. Незамужняя девушка всегда должна быть готова к худшему! – В смысле, к предложению? – не поняла Лена. – Нет, к личному досмотру! Давай дальше! – А на чем я остановилась? – На грязных, обкусанных ногтях, – простонала Светка. – Давай ближе к делу! – Не ври, я такого не говорила. В общем, он сказал, что хочет примерить мне кольцо невесты. Я думала, что обручальное, обычное, а оказывается, он имел в виду, как на Западе, колечко с брюликом для обручения. Потом мы поехали… – Сколько карат? – Какая разница? – вспылила Лена. – Я не знаю. – Бирка сохранилась? – Нет, ты думаешь, я хожу с биркой на пальце? – Я про тебя еще и не такое думаю, – утешила ее Светка. – Дело не в ценности кольца, а в щедрости дарителя. Я тебе об этом уже говорила! – Оставь свою коммерческую философию при себе. Приедешь, покажу колечко, сможешь оценить его своим многоопытным взглядом. – Оценю, не сомневайся! Так, когда свадьба и кто свидетели? Это я намекаю, если кто-то не понял. – Все всё поняли. Ты свидетель, только день свадьбы еще не определен, мы же заявление не подали. – Ну здрасьте! Как же так? Он так сорвется. – Света, хватит позиционировать моего будущего мужа как жирного леща. – Конечно. Его уже давно пора зажарить. – Карякина. Жарь своих. Кстати, как у тебя с твоим Антоном? – Никак. Моего Антона теперь зовут Алик. Антоша сначала ездил в командировки от жены ко мне, а потом от меня к какой-то малолетней вешалке. Слово «командировка» неприятно резануло Лену: Олег тоже иногда уезжал в командировки, и Светкина трактовка этого термина ее не очень устраивала. Она снова любила, была любима, и заниматься раскопками, чтобы обнаружить какой-нибудь несимпатичный скелет, Лена не хотела. – А кто такой Алик? – перевела она разговор на менее опасную стезю. – О, это такой мужчина! – Понятно. – Что за тон, Кораблева? Что там тебе понятно? Он холост, богат и влюблен. – Надеюсь, в тебя? – А то в кого же, – Карякина самодовольно хмыкнула. – Кстати, я его не ловила, сам попался. – Вот так и бывает: шел человек, шел и навернулся в яму. – Яма – это я? – возмутилась Света. – Ты поосторожнее в выражениях-то! – Потому что давно пора перестать чувствовать себя охотницей, – решила поучить ее Лена, теперь считавшая себя умной и опытной. – Ага, и, наконец, ощутить себя жертвой! – закончила ее глубокую мысль Света. – Или мы их, или они нас! Запомни: мы с ними обречены быть по разные стороны баррикад! – Света, я, чур, в твоей революции не участвую. Я… это… наблюдатель. – В нашем деле наблюдателей нет. Ты или с одной стороны, или с другой, в худшем случае ты посередине. – Я посередине… – Посередине, это значит – на баррикадах. Как раз там ты простреливаешься со всех сторон, так что лучше уж спускайся ко мне. – Нельзя всю жизнь воевать за счастье. Надо просто жить. Если ты будешь гулять по дому, бряцая пулеметом, твой Алик тоже сбежит. – Не сбежит, – хохотнула Светка. – Я не хожу с пулеметом, а лежу с ним у дверей. Мимо меня ни одна мышь не прошмыгнет, тем более такой крупный мужик! – Тьфу! – Лена поняла, что спорить бесполезно. – Воюй. Если падешь на поле боя, цветы я тебе обеспечу. Начальница, бесившаяся по поводу упущенного завхоза, который переметнулся к незамужней бухгалтерше, регулярно срывала свою злость на Лене. Но перекошенная красная физиономия Татьяны Филипповны вызывала у Кораблевой только жалость. – Не сметь вести личные разговоры в рабочее время, – взвизгивала начальница, едва только поняв, что Лена разговаривает с женихом. Лена безразлично отворачивалась и продолжала ворковать с любимым под гневное кудахтанье климактерической тетки. – Может, тебе здесь работать надоело? – исходила змеиным ядом Татьяна Филипповна. – Конечно, надоело, – не выдержала однажды Лена. – Выйду замуж, уволюсь и сяду дома. К такому повороту оппозиция была не готова. Взять переводчика, по крайней мере полноценного, на Ленину зарплату не получится. Это Татьяна Филипповна осознавала вполне твердо. Но и уступать наглой девке желания не было. В тихом бешенстве она шаркала туфлями под столом и периодически выстреливала гадостями в сторону жизнерадостной сотрудницы. В один из моментов затишья Лене позвонила мама и сказала, что ее искала некая Марина Брусникина из бизнес-центра, в котором Лена когда-то подрабатывала в качестве переводчицы. Марину Лена помнила. Это была миловидная толстушка, очень приветливая и доброжелательная. Брусникина ассоциировалась у Лены со стабильностью и кругленькой суммой, полученной за работу с итальянцами. Подработать еще раз она бы не отказалась, тем более что предстоящая свадьба подразумевала приличные траты. |