Книга Оставь мне музыку!, страница 101 – Мира Ризман

«Музыка — это же эмоции!» — напомнила себе Вирджин, усилием воли заставляя улыбнуться. Следующим у неё был Моцарт, а его играть безразлично — преступление! Сделав упор на характер, Вирджин ощутила, что ей стало легче. Пальцы больше не казались чужими, а сознание больше не раздваивалось. Она искренне передавала радость, но несколько в своей манере, зато это явно взбодрило маэстро Роу. На его лице застыла удивлённая полуулыбка, а в ярких глазах читалось недоумение. Такого Моцарта он ещё никогда не слышал! Покосившись на мастера Зейна, губы которого нервно подрагивали, Вирджин нашла нужный эпитет для своей игры: «слишком непосредственно». Однако именно это немного нахальное и не совсем правильное исполнение раскрепостило её. Волнение и оцепенение отступили, и немного нервный, словно всполошённый птенец Моцарт сменился романтическим концертом. Эта музыка всегда была понятна Вирджин, потому сыграла она её просто великолепно, окончательно завладев вниманием маэстро Роу и заслужив одобрительную улыбку у мастера Зейна. И только лицо Кирэя продолжало скрываться под маской равнодушия. А потом случился тот самый странный и изломанный Прокофьев, в котором Вирджин завалила все сложные пассажи. После каждой фальшивой ноты маэстро Роу страдальчески морщился и качал головой, а мастер и вовсе закрывал глаза, и только краснеющие уши выдавали его чувства. Финальной точкой была современная эстрадная пьеса, довольно сложная, но она так нравилась Вирджин, что в её исполнение она вложила всю душу.

— Спасибо! — наградив её аплодисментами, произнёс маэстро Роу. В его хищных ярких глазах сквозил интерес, впрочем, это не сильно обнадёживало. Бросив последний взгляд на Кирэя, Вирджин вновь ничего не увидела, словно посмотрела не на живого омэйю, а на мраморную статую. И почему-то от этого стало ещё тяжелее. Выйдя из зала, Вирджин что-то пробормотала в ответ на расспросы о выступлении, спешно пожелала идущему следом удачи и поплелась в парк. Ей хотелось побыть одной и разобраться в бурлящих внутри чувствах. До неё только-только начало доходить, что её мечта зависла на волоске. Равнодушный взгляд Кирэя был подобен остро наточенным ножницам, которые вот-вот сделают своё безжалостное движение. Интуиция подсказывала, что ей не удалось его поразить, а неудачи в Бахе и Прокофьеве лишь усиливали это чувство. По рассказам однокурсников Кирэй не выносил фальши, но с другой стороны, все говорили, что, несмотря на свой строгий нрав, он старался быть справедливым.

— Интересно, проявится ли вновь эта справедливость? — самой себе вслух задала риторический вопрос Вирджин и горько усмехнулась. Ответ казался очевидным, но крохотная надежда ещё теплилась. Может быть, мастер выступит в её защиту? Да и маэстро Роу она всё-таки смогла удивить.

Найдя скрытую в зарослях шиповника скамейку, Вирджин уселась, поджав к себе колени. Тихонько раскачиваясь, она задумчиво рассматривала засыпанную цветными камушками садовую дорожку. Из открытых окон зал донёсся звук кларнета: похоже, настала очередь Джаспера. Игривая мелодия, нежный и глубокий тембр почти мгновенно привлекли внимание. Звуки, казалось, лились и переплетались, наполняя собой сад подобно аромату цветов. Виртуозные пассажи, сыгранные удивительно легко и непринуждённо, сменялись насыщенным пением, а иногда и мольбой, от которой по спине невольно начинали бегать мурашки.