Книга Оставь мне музыку!, страница 214 – Мира Ризман

Или же признаться, что это он создал эту нелепицу, к которой она так привязалась, что даже дала ей имя, и что всё это время ей приходилось общаться почти напрямую именно с ним? Кирэй включал автоматический режим лишь когда уходил на репетиции. Но не будет ли слишком сразу вывалить всё это на неё? Она же так доверяла своей игрушке. Иногда даже чересчур. Всё-таки слышать, что она ненавидит его, было неприятно. И что мастер Зейн гораздо лучше — тоже.

Хотя, всё это уже следствие. Ему же надо начать с главного.

— Что бы там не случилось завтра, я хотел кое в чём признаться. В ту ночь, когда я забрал тебя из карцера, да и в следующую тоже — между нами ничего не было!

— Что?! — Её лицо вытянулось, а в глазах отражался шок. Похоже, поверить в это для неё оказалось непросто.

— Я не спал с тобой, — повторил Кирэй. — Ты ведь ничего не помнишь, правда? Это неслучайно. Когда ты сидела в карцере, я попросил добавить в воду снотворное, а потом просто уложил тебя в постель…

— Но вы же… сказали… И алое платье…

— Это было твоё наказание, — нахмурившись, заявил Кирэй. — Я хотел показать тебе, к чему приводит неразумное поведение.

— А как же… — она смутилась, прижав руки к груди. — После следующей ночи…

Кирэй вздохнул, вспоминая. И надо заметить, он был бы не против вычеркнуть часть своих поступков из памяти, если бы мог. Но они, словно разноцветные нитки, вплетённые в узор, давно срослись и стали неразделимы. Ведь если бы он тогда не притащил её в свою спальню, всё сложилось бы совершенно иначе! Например, не было бы того самого концерта, который теперь она играла. Ведь основная мелодия пришла к нему именно в ту ночь, когда он, устроив её в своей кровати, присел рядом, размышляя как именно сообщить ей «неприятную новость». Рассматривая её измождённое лицо, ловил себя на беспокойной мысли, что следовало бы сначала позвать медиков, а потом уже учинять «наказания». Но передумал, решив, что ей просто надо выспаться. И вообще, он был ещё очень зол, потому счёл подобную заботу излишней. А затем она чуть застонала, попытавшись повернуться, и Кирэй даже не понял, как вновь оказался возле кровати. Как поправлял покрывало и как убирал с её лба спутавшиеся волосы, чтобы они не лезли в приоткрывшийся рот. Где-то там, в момент, когда он безотчётно ухаживал за ней, и родилась мелодия. Такая же непривычная и, пожалуй, слишком простая для него. Однако она настолько увлекла Кирэя, что он просидел над ней всю ночь, а уже под утро, завалившись с планшетом на диван, занялся оркестровкой. Именно за этим занятием она и застала его, и можно сказать, ей даже повезло. Он планировал устроить более суровую сцену, но внутри всё настолько прониклось вдохновением, что его хватило только на насмешки. Впрочем, судя по заплаканному лицу, ей и этого хватило. Как и ему. Проводив её взглядом, он ощутил неприятный укол совести. А не был ли он слишком жесток? Нет. Он должен был поставить её на место. В конце концов, отдать её под суд было ничуть не милосердней. И именно об этом он собирался с ней поговорить за ужином. По его мнению, к тому времени она уже должна была осознать, что провоцировать омэйю — плохая затея. Однако его снова ждал неприятный сюрприз. И она опять разозлила его так, что он едва контролировал себя. Пожалуй, если бы не истерика, случившаяся в ванной — он бы точно отправил её обратно в карцер. Но в ушах звенело её жалобное, произносимое заплетающимся языком то ли всё ещё пьяное, то ли уже сонное: