Книга Стань моей мечтой, страница 74 – Виктория Рогозина

Он чуть отстранился, удивлённо вскинул брови:

— Ты уверена?

— Да. Я должна. Сама. Пока. А если разговор зайдёт в тупик — вы войдёте. Слово даю.

Миша тихо кивнул. Их взгляды с Олегом пересеклись — мгновение было коротким, но каким-то важным. И этого оказалось достаточно.

— Ладно, — выдохнул Олег, расправив плечи. — Ты у нас не просто огонь, ты уже целое пламя. Будем рядом. Но шагнёшь — ты первая.

— Спасибо, — с искренней теплотой сказала Варвара.

Миша подал ей свободную руку, будто незаметно подбадривая.

— Вперёд, миссия: «разговор на пределе» начинается.

Они уже видели вдали приближающегося Никитоса с техникой — петлички болтались на шее, а Славик нес камеру, как будто это не аппаратура, а драгоценный артефакт. Всё становилось реальнее с каждым шагом.

Григорий Григорьевич сидел в директорском кабинете, наклонившись к экрану планшета. Он снова и снова запускал видео — одно, второе, третье. Без звука. Только движущиеся кадры, на которых его сын, Егор, толкает, бьёт, кричит, ломает чужие вещи, смеётся… Не сдерживает ярость, не жалеет никого. А вокруг — ухмылки, одобрительные реплики, лайки под роликами, будто это развлечение. Будто не люди, а мишени.

До недавнего момента Григорий Григорьевич честно считал, что Егор — просто «трудный подросток», который, быть может, немного перегибает. Он слышал о "выходках", видел поведение, но предпочитал верить, что «все подростки такие». Он отмахивался. Работал. Уставал. Откупался. А теперь, глядя на этот холодный экран, он впервые по-настоящему осознал, что его сын не просто «ошибся». Он причинял людям боль. И делал это с удовольствием.

Мужчина потер лицо ладонью, откинулся назад и закрыл глаза. В груди щемило, в голове громоздились мысли — тяжёлые, как бетонные плиты. Он был плохим отцом. Он не слышал. Не видел. Не хотел видеть. А теперь, возможно, уже поздно.

Тук-тук.

Он открыл глаза и поднял взгляд. Дверь открылась — в кабинет уверенно вошли трое: Варвара Хазер, за её спиной — Олег, высокий, сдержанный, напряжённый. И следом — Миша, пристальный, внимательный.

Варвара шагнула вперёд и, встретившись с Григорием Григорьевичем взглядом, спокойно, но твёрдо сказала:

— Вы хотели с нами поговорить. Мы пришли.

Олег с Мишей быстро, будто по отработанному сценарию, расставили технику. Камеры встали на штативы, щёлкнули индикаторы записи, в воздухе повисла мягкая, но напряжённая тишина. Варвара устроилась между братом и Мишей — они молча смотрели на неё, в их взгляде не было ни жалости, ни беспокойства — только поддержка, уверенность: «мы рядом».

Григорий Григорьевич тяжело выдохнул и посмотрел на девушку. Сегодня в его глазах не было высокомерия или отчуждённости. Он казался… потушенным. Взрослым. Настоящим.

— Варвара Хазер, — начал он негромко, сцепив пальцы в замок на столе, — расскажите, пожалуйста, что произошло с вами год назад. Всё, что вы сочтёте нужным. Во сколько обошлось лечение. И… какой итог. Я должен знать.

Его голос был спокоен. Устал. Без нажима. Без угроз. Просто просьба. Варвара на секунду удивилась — интонация сбивала с толку. Она ожидала защиты сына, нападок, попытки перевести стрелки. Но перед ней сидел человек, который будто впервые хочет услышать правду.

Она глубоко вдохнула и кивнула.

— Год назад, — начала Варвара, глядя прямо на мужчину, — я была другой. Слишком доверчивой. Слишком наивной. Я училась с Егором в одном классе. Считала, что он обычный, как все – не лучше и не хуже. А потом… всё изменилось.