Книга Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости, страница 102 – Лина Калина

Машинально беру остро отточенный карандаш.

Рада ли она, тому, что её вписали в храмовую книгу как главу нового рода?

Пока об этом размышляю, вывожу карандашом под своим именем одно слово:

«Аэлина».

Стираю.

Пишу снова. Будто проверяю, как это имя будет выглядеть рядом с моей подписью… И ненавижу себя за это.

Наконец не выдерживаю.

— Ты собираешься уходить? — произношу негромко, глядя в тёмный угол кабинета, куда не дотягивается свет магических сфер

Тишина. Потом — ленивый смешок.

— А я уже подумал, что ты забыл про меня, — раздаётся голос брата.

— Чего тебе, Ривен? — спрашиваю сухо.

— Хотел почитать тебе перед сном. — Он ухмыляется, и в его ладони загорается серо-голубой огонёк. Пламя растекается по пальцам, отражаясь холодным светом на стенах. Я вижу, как он удобно развалился в кресле, словно у себя дома.

В другой руке — смятая газета. Ривен театрально встряхивает её, разворачивает страницы и, изображая из себя чтеца имперских хроник, начинает громко читать:

— «Император сошёл с ума, возродив проклятый род драконоубийц! Неужели он собирается развязать новую войну между людьми и драконами?»

Братец поднимает брови, многозначительно смотрит на меня и переворачивает страницу.

— «Император продвигает свою любовницу, лиору Таль. Столица шепчется, не пора ли императору наконец жениться?»

— Тебя это развлекает? — спрашиваю холодно.

— Безмерно, — протягивает брат с ленивой усмешкой. — Но тебе, похоже, скучно… Ладно. Как тебе последние донесения моих шпионов?

Он делает вид, что невзначай пролистывает газету, и бросает слова так, будто обронил их случайно:

— Лиора Таль постоянно встречается с разными мужчинами. Недавно обедала с Сааром. В его дворце.

Я не отвечаю.

Он выдерживает паузу, а потом небрежно добавляет:

— И, кажется, они поцеловались.

Газеты пишут про Аэлину. Конечно, будут мусолить её имя. Но… поцелуй? Проклятие, Аэлина. Зачем ты позволила?

Воздух густеет.

Карандаш хрустит в моих пальцах и переламывается пополам.

— Поэтому, — продолжает брат. — Я надеюсь, тебе хватит ума не делать глупостей.

— Глупостей? — повторяю холодно.

— Ты же у нас… импульсивный. Особенно когда дело касается её. А Совету только и нужно, чтобы ты перестал быть холодным, расчётливым императором… и стал влюблённым дураком. Подумай об этом.

— Подумаю.

Пламя в ладони брата гаснет, оставляя кабинет в полутьме.

Ривен встаёт, поправляет воротник и бросает на меня внимательный взгляд.

— Хорошо, — произносит он, почти весело, но голос звучит слишком ровно, чтобы быть беззаботным. — Спокойной ночи, Ваше Величество.

Дверь мягко закрывается. В кабинете снова тишина. Я медленно опускаю взгляд на сломанный карандаш и приказ, где едва заметные буквы складываются в её имя.

Аэлина.

В груди что-то неприятно сжимается, будто сердце сдавили железными пальцами. Я стираю последние следы и откладываю бумагу. Только это ничего не меняет. Слишком поздно.

Аэлина

Имперского вестника пришлось выхаживать своими силами. В Пустоши с этим непросто: доктора сюда не едут — глухомань, опасности, да и платят мало.

Раньше можно было купить раба с лекарскими навыками и освободить. Теперь же южнее кто-то скупает таких оптом.

Зачем? Никто не знает, поэтому пока справляемся своими силами и молимся, чтобы обошлось без осложнений.

Вестник лежит на постели, бледный, с только что перевязанной головой. Рядом молоденькая горничная пытается смотать бинт — пальцы дрожат, но она делает вид, что этого не замечает.