Книга Роззи. Стать счастливой. Часть 2, страница 19 – Лира Алексахина

Она ушла, крепко обняв, и тихо закрыла за собой дверь. Так и не смогла сказать ей, что на самом деле сидит внутри. Испугается, начнет переживать. Найду способ убрать, тогда и расскажу, когда уберу уже. Черная Роза мысленно передала не унывать, поддерживая наполеоновский план.

В один из дней вспомнила: швеям необходимы паузы, чтоб не садилось зрение. Зашла к Эдите и сказала о перерывах в работе, запретила шить в сумерках и работать по ночам. Гимнастика для глаз была принята с толстейшим слоем скепсиса и профессиональной улыбкой. В перерывах между учебой и помощью страждущим, Вилли щеголял в ошметках и пятнах, как заправская колдунья из сказок. Варил батарею пузырьков на все случаи жизни по моей просьбе, включая зелье для восстановления магии и неудачный вариант, дающий убойный слабительный эффект. Мало ли, пригодится. Несговорчивого жениха можно будет бессовестно опаивать. Когда-нибудь захочет выйти из туалета, согласившись на любые условия. Шутки шутками, а список Агнесс был как старые зимние колготки. Вроде есть, паршиво, но греют, но совсем не нравятся и такие не презентабельные, что хочется порвать и выкинуть. Решила осмотреться на месте и не умирать заранее.

Когда в очередной раз сливалась со своими дарами в ментале, спросила Черную Розу, что она почувствовала в присутствии синекожей? Дар ответил, что никакой тревоги не возникло. Мы решили, что при опасности, Роза вылезет наружу и будет больно колоть, чтоб я проснулась. Мысленный коридор не хотел покоряться, но попытки не прекращались, как и тренировки.

Кружа вокруг да около вокруг записей Оливии к дочери, кидая задумчивые взгляды, протягивая руку и одёргивая, так и не решаясь прочитать, ругала себя за идиотизм и невозможность преодолеть внутренний барьер. А потом надавала себе мысленно по мордасам, окуклилась в теплом пледе и села на пол, с твердым намереньем узнать. Продираясь сквозь почерк и слезы, мешающие читать, сопли, что нужно периодически вытирать, отвлекаясь на чай, чтоб сглатывать горечь, прочла все залпом. Потом проползла на четвереньках к кровати, неловко забрала и свернулась калачиком, чтоб уснуть. Когда человек спит, он лучше переваривает информацию. У меня так.

Проснувшись через час-два, смотрела в полоток. Оливию было дико жаль. Маленькая девочка, не познавшая нормальной родительской любви, выросшая среди лицемеров и чудовищ, выращенная, словно цветок на продажу, все же смогла сохранить себя, увидеть шанс и вырваться из цепей опротивевшего рода навстречу своему счастью. Поместье Овиндж прогнило и смердело, следовало сжечь его при возможности. Оливия мало что знала в детстве, но глаза были на месте, а не на попе, так что она видела, как часто меняются в их доме слуги. Словно огромная ненасытная утроба нижние этажи поглощали молодых и старых, больных и калек, детей и особенно невинных девушек, купленных, пойманных, украденных и отданных за долги. Оливия подмечала колоссальные силы своих сородичей, удивительно крепкое здоровье и неувядающую молодость. Она заклинала дочь никогда, ни под каким предлогом не вступать в род Овиндж, не иметь с ними дел и обходить десятой дорогой.

Погладила камень на шее. Угу, по возможности, мама. По возможности.

Был обычный день. Мы с Вигмаром спорили в кабинете. Влетел слуга, объявив о приближающемся гонце. Еле успела влезть в «приличное платье» и спуститься вниз. Спектакль отыграли, чужие лица уехали, а мы остались с головной болью. Вошла Агнесс. Я мысленно костерила монарха, так не вовремя придумавшего свои игры.