Книга Сердце ведьмы не ошибается, страница 5 – Майя Фабер

— Ну тебя, — вздохнула я и вернулась к платку.

Тишка заурчал ещё громче, то ли извиниться решил негласно, то ли показать, что слушать мои жалобы не желает. Фамильяр у меня был хоть и с характером, но добрый и необидчивый. Достался он мне от бабки, и я подозревала, что жизнь у него сейчас шла далеко не первая из девяти кошачьих. Может и капля крови от хранителя Тар-Дана белого кота Марса в нём была, кто ж теперь разберёт. Слишком много поколений их разделяли.

Тишка был в селе красавцем и не только хорошо это знал, но и успешно пользовался положением. Размеры у него были выдающимися, тут уж не только я, но и все жители постарались. Тишка такие жалобные глаза делать умел, что все сердобольные тут же бросались его подкармливать. Вот уж кому голод точно не угрожал, если б Тишка захотел, смог бы всю семью обеспечить. Усища у него были длиннющие, белые, загляденье. Шерсть пушистая, окрас интересный: серый, дымчатый, с чёрными полосками. Вроде бы и ничего особенного, а всё равно другого такого кота в селе не было, Тишка всегда издалека выделялся, точно барин по улицам ходил.

При мысли о барине меня чуть не перекосило, и я, наконец, повязала платок, как получилось. Пальцы плохо слушались, словно деревянные, даже сгибаться перестали.

— Да не дрожи ты, Сонька, — потянулся Тишка. — На барской кухне хорошо, сытно. Я проверял.

— К кухне только муж прилагается, — скривилась я.

— А ты его после свадьбы того… травками.

Я удивлённо посмотрела на него, моргнула.

— Тишка, ты на что это намекаешь?

— А я и не намекаю, — довольно промурчал он. — Ладно, хватит несчастную корчить. Дело есть.

— Ага, ярмарка, — с ненавистью пробурчала я. Идти туда совершенно расхотелось. Единственное развлечение, что всегда вызывало у меня неподдельную, детскую радость, теперь вдруг перестало быть развлечением и давило на плечи тяжёлой ношей. Слишком много зависело от результата.

Тишка спрыгнул с подоконника, вальяжно подошёл ко мне и потёрся о ногу. Я подняла его на руки и прижала к себе, уткнулась лицом в мягкую, пушистую шерсть, которая приятно щекотала за нос.

— Скажу я тебе кое-что, Сонька, — промурчал кот мне на ухо. — Обещал твоей мамке, что дождусь этого дня.

Я отстранила его от себя и удивлённо осмотрела.

— Чего это ты придумал?

Тишка небрежно махнул лапой, одним когтем зацепил медальон на тонкой цепочке, который висел у меня на груди и потянул на себя.

— Непростая это вещица, зачарованная, — пояснил он.

Я опустила Тишку на стол, поднесла медальон к глазам и придирчиво осмотрела. Носила я его с рождения, даже каждую царапинку наизусть знала, сама не поняла, что нового ожидала там увидеть. Никакой ауры у него не было.

— Обманываешь ты меня, Тишка, — вздохнула я. — Совсем он обычный.

— Не совсем. Удача в нём и надежда. Самое полезное, что смогла тебе мамка в наследство оставить.

— Тоже мне наследство…

— Эх, Сонька, зря не веришь. Он тебе ещё послужит хорошую службу. Ты главное — сердцу своему верь.

— Хороший совет, только мне бесполезный, — вздохнула я. — Если б медальон мог меня отсюда подальше забрать, вот это помощь была бы, а так…

Тишка довольно прищурился, а мордочка у него такая милая стала, словно и впрямь как человек улыбнулся.

Я стояла у двери и вертела в руках медальон в форме сердечка. Со всех сторон рассматривала, к глазам поближе подносила, только ничего нового на нём так и не обнаружила. Цепочка была старая, давно почернела от времени, казалось даже, что она и вовсе — облезла, только я сомневалась, что цепочки такое умеют. Медальон время пощадило, хоть большого смысла в этом и не было. Никакой ценности он не представлял, камень в него вставлен красивый, но и тот, как поговаривали — просто стекляшка. Не в этом состояло самое важное, а в том, что медальон достался мне от матери, лучше него памяти не существовало. Мать моя была с рождения болезной, а потом, после моего появления, тоска её совсем сломала. Отец говорил — зачахла на глазах. Подробностей не раскрывал, правда, я не сразу поняла — почему. Потом догадалась. Боялся он, что я себя винить в этом стану, что со мной она не ужилась. Только бабка мне строго-настрого запретила так думать. Говорила, что мать за моё счастье переживала. Ради меня всё отдала. И я верила. Главной ведьме на добрую половину страны вообще не верить трудновато выходило.