Книга Твое пламя и твои крылья, феникс, страница 48 – Вера Ковальчук

— Но я как-то… Не знаю. — И смутилась.

Поискала взглядом девочек — Таята, устроившись в тени дерева, баюкала на руках спящую без задних ног Шенику, рядом с ней устроились Перий, любитель украшений Рус и ещё один брат чуть дальше, в стороне. С трудом вспомнила его имя — точно, Нерайер. Этот уже вытащил кулёк с перекусом и усердно работал челюстями. Потом подал развёрнутую тряпицу Русу. Тот тоже выбрал себе чего-то.

Ардис усадил меня на край попоны, поближе к Таяте, сунул в руку фляжку, положил на колени свёрнутую лепёшку. Я уже знала, что внутри спрятан кусок варёного мяса, какие-то овощи, немного соуса… Вполне себе такой импровизированный походный дёнер.

И мне вдруг подумалось, что он ведь всю дорогу опекает меня, ухаживает, обихаживает, следит, чтоб и покушала, и устроилась поудобнее, и не расшибла задницу в мясо, трясясь в седле. Вот как предложил мне свой браслет, так и приступил. И надо ли сделать вывод, что он как раз всерьёз относится к моему статусу его невесты? Что бы там ни говорил, что это лишь для отвода глаз.

Ну прекрасно!

Я оценивающе посмотрела на молодого наёмника. А вообще красивый парень. На лицо вполне в моём вкусе. В трусах я его не видела, но по ощущениям и сложен он как бог, одежда ни разу ни брюшка не обрисовала, ни кривых ног, ни жирных боков, да и откуда они возьмутся при такой общей конституции и образе жизни наёмника, который всё время то дерётся, то едет куда-то, и при этом нормально питается!

Хорош, без слов. И по натуре, вроде, приятен.

А всё же я осторожничала. Он наёмник. Что это может означать? Неужели ему никогда не случалось насиловать, грабить, запугивать? Кхм… Сомнительно. А раз так, то стоит сперва внимательно присмотреться. И очень-очень тщательно подумать, прежде чем принимать его ухаживания.

В путь пустились ближе к вечеру. Шеника, вроде, проснулась, но была вялой, так и дремала в седле, где Таята крепко её к себе прижимала. Мужчины были молчаливы, обменивались лишь короткими фразами. Я не задавала вопросов, потому что помнила золотой принцип: не спрашивай, если не хочешь слышать ответ. А проблема тут была именно в том, что у меня не было ни малейшего желания слушать честный рассказ. И нечестный тоже. Любой не хотелось слышать.

Тогда зачем спрашивать?

Я терпеливо тряслась в седле, снова радуясь подушке под попой, и время от времени поглядывала на Таяту. Но та явно успокоилась, и девочку поддерживать ей было совсем не трудно. Малышка так и продремала до трактира (куда добрались уже в темноте), и снимали её с седла полусонную. Таяту с девочкой устроили в одной из комнат постоялого двора. Предлагали и мне снять, но я почему-то испугалась. Мужчины из семьи Сверадов собирались ночевать снаружи, и я предпочла устроиться с ними, под навесом. Не так уж было и шумно, вполне можно вздремнуть, тем более что завтра уже будем в Паратте.

Необычно это было — наблюдать за людьми, которые устраивались на ночлег у постоялого двора. Местные работники таскали охапки соломы, каждому из постояльцев предлагая устроиться поудобнее, горели огромные костры, а рядом, в низеньких жаровнях, полыхали почти прогоревшие угли, и над ними жарились тушки куриц или куски мяса, а кое-где грелись котелки с супом, который был подан на ужин. Хозяйка, полнотелая рябая женщина с седыми прядями, выбивавшимися из-под платка, разносила горячие лепёшки. Ко мне она заглянула, беспокоясь, не заболела ли я и не нужно ли мне овечьего молока. Коровье просто уже пущено в дело, с козьим не получилось, а вот овечье имелось. Я согласилась из чистого любопытства.