Книга Который кот подряд, страница 88 – Евгения Малинкина

Неведомым образом они оказались в закутке чьей-то ложи, где Филипп начал целовать Дашу так, будто хотел съесть тут же, – зачем такому буфет? Даше стало жарко; голова перестала соображать; далёкая мысль остановить это безумие, помахав крылышками, скрылась где-то за кулисами, среди сильфид, поправлявших ленточки на пуантах.

Даша очнулась от визгливого старушечьего возгласа за спиной у Филиппа.

– Совсем стыд потеряли!

Девушка узнала старушку. Пачка программок в куриных лапках слегка подтаяла. Филипп лучезарно улыбнулся и соврал что-то про соринку в глазу жены. Старушка отступила.

В растрёпанном виде с растрёпанными же чувствами Даша вернулась на своё место.

– Где ты была? Бегала домой? – поинтересовался Гена, увидев взлохмаченную Дашу. – Я тебе принёс шоколадку.

* * *

Даша с трудом досидела до конца спектакля, стараясь не смотреть в сторону Филиппа, но взгляд всё время выхватывал очертания знакомых плеч и головы, то и дело склонявшихся к (будь она неладна) Анне.

Гена вызвался проводить Дашу. От такси она отказалась, мысли требовали проветривания. По Дашиному лицу текли слёзы, то ли от ветра, то ли настоящие. Не разберёшь. Гена был в ударе. Рассказывал анекдоты, пел и пританцовывал. Даша, погружённая в свои мысли, с трудом выхватывала обрывки фраз и совсем не понимала, о чём он говорит, отвечая невпопад. У Андреевского рынка ветер внезапно стих и подул с новой силой, как только они свернули на Большой проспект. Тут к ним прицепился газетный листок; то забегая вперёд, то останавливаясь, потом снова обгоняя, он проводил их почти до 14-й линии, потом отстал. Даша оглянулась – листок зацепился за фонарный столб и махал ей вслед.

Даша с Геной зашли в подъезд. У батареи на корточках спала Соня. Они не сразу её заметили. Только когда Даша нажала кнопку лифта, Соня зашевелилась, обнаружив себя. Увидев Дашу и Гену, она тут же заскулила.

– Я звонила вам. Почему вы оба отключили трубки, у вас роман, да?

– Что за ерунда? – фыркнула Даша.

– Хоть бы и роман? – одновременно откликнулся Гена.

– Мы были в театре.

– Что случилось?

Соня похлопала глазами и ещё раз всхлипнула.

– Всё очень плохо: я поссорилась с Вадиком. Ты мне сделаешь кофе с коньяком? – обратилась она к Гене.

– Сделаю, если Даша пригласит нас к себе.

– У меня есть выбор? – поинтересовалась Даша с интонацией Василия.

* * *

Запихивая в себя один за другим бутерброды и заливая всё это великолепие кофе с коньяком, Соня то и дело принималась рыдать, горько, сначала беззвучно открывая рот, затем тяжело всхлипывая, утопая в слезах и крошках. Оказывается, Вадим, вынужденный прервать гастроли из-за похорон друга, приехал «сам не свой в большом горе и потрясении». И ей, Соне, было так его жалко, так жалко. Все несчастья на голову Вадима из-за неё. Она ему так и сказала; он поначалу стал её утешать, и у них даже «случилось это самое», и она расслабилась и зачем-то рассказала ему о звуках, которые слышит, и о том, что видел в последний момент поэт Флёров. Вот тут-то Вадим и взорвался, гремел на весь особняк, а эта «крыса Ида шмыгала мимо и знай ухмылялась».

С большим трудом Даше удалось уговорить Соню не оставаться ночевать, а вернуться в особняк и помириться с Вадимом. Она пообещала в ближайшее время договориться с Серафимой и, когда Вадима и Иды не будет дома, основательно обследовать дом на предмет призраков. Уж кто что-то и должен знать о призраках, так это Серафима.